Гостевая

В храмах наших Великим постом ставят Распятия. Часто возле распятого Господа изображены Его Мать и любимый ученик. Но никогда мы не изображаем на таких распятиях, а следовательно, и не видим еще двух участников Голгофского кошмара. Это – разбойники.

На страницах Библии они предстают пред нашим взором в последние часы своей земной жизни. Истории их мы не знаем. Знаем только, что их дороги разошлись, а значит, при общности внешнего поведения сердца их (на глубине) жили разными мыслями и чувствами.

Конец человеческой жизни неизбежно связан со всей прожитой жизнью, и именно поэтому одни люди в последний момент способны на измену и предательство, а другие – на смерть за Истину. Тот разбойник, которого мы называем «благоразумным» чрезвычайно важен. Мы не можем ни разу причаститься, чтобы не помянуть его и Иуду. «Ни лобзание Тебе дам, яко Иуда, но яко разбойник исповедую Тя: помяни мя, Господи, во Царствии Твоем». В этом спасшемся для вечности человеке было признание своих грехов и признание тяжелого наказания законным. И отсюда, от признания вины и смирения со смертной участью, родилась в нем (была дарована ему) великая вера в Небесного Царя, Который в это самое время совсем на царя не был похож.

Люди видели Христа воскрешающим мертвых; видели Его умножающим пищу, очищающим прокаженных. Исцеление всяких болезней иногда происходило вдали от любопытных глаз, а иногда при собрании народа. Люди видели, что Иисус из Назарета сильнее любой болезни, сильнее любого демона, и даже смерть не может ослушаться голоса Его. Вряд ли благоразумный разбойник видел все это. Ему дано было познать в Иисусе Мессию в тот момент, когда даже ученики Иисуса оставили. Сын Божий был унижен, изувечен битьем и распят, как злодей. Но в это-то самое время распятый рядом с Господом разбойник узнал в Нем Мессию. По этой причине его вера, быть может, больше всех.

Он не случайно вошел в число насельников Рая, но действительно спасся верою в таких условиях, в которых убегали и сдавались самые крепкие. Узнав Господа, разбойник попросил всего лишь вспомнить о нем в Царствии Божием. Не спасти, не даровать блаженство, но только вспомнить, «помянуть». В ответ он услышал, что будет в этот же день с Господом в Раю. Говорят, у мирских начальников надо просить много, потому что получишь лишь малую часть из просимого. А у Господа можно просить мало, потому что получишь всегда больше. Так разбойник попросил вспомнить его и не более, но в ответ получил обещание Царства, в которое вскоре вошла душа его.

Но чтобы мы не обольщали себя мыслью о том, что всякое страдание открывает двери Царства, второй разбойник говорит нам: «Не все распятые оказываются в Раю. Я тоже был распят. Я тоже был рядом с Иисусом. Но я не в Раю, потому что для спасения мало одних страданий. Нужна вера, услаждающая душу посреди самой боли. И этой веры у меня не было, равно, как не было и покаяния»

Пик страданий Господних был между шестым и девятым часом, то есть между полуднем и тремя часами дня. Именно «о девятом часе возопи Иисус гласом велиим: «Или, Или, Лима савахвани». В этом крике собрались все крики и вопли сыновей и дочерей Адамовых. Вся глубина покинутости и богооставленности была взята на Себя Иисусом Христом. В ответ на Его крик под Крестом люди посвистывали и прищелкивали языками, но Вселенная готова была треснуть напополам, подобно разорвавшейся завесе Храма.

В это страшное время солнце начало меркнуть и камни трескаться. Природа бунтовала против насилия людей над воплотившимся Творцом. Воспоминание об этом вошло в службу постового девятого часа. Там, от лица разбойника, видящего совершающееся страшное таинство природного бунта, в кондаке говорится, что видел он Начальника жизни, на кресте висящего, и говорил: если бы не был Он Богом воплотившимся, то солнце бы не скрыло лучей, и земля бы не тряслась. Но, терпящий все, помяни меня, Господи, во Царствии Твоем. Потом, в другом кондаке, говорится о Кресте, как о «мериле праведном». Одному из разбойников крестное страдание не принесло облегчения, но низвело его в ад «тяготою хуления». То есть он от страдания крестного перешел к страданию адскому. Господи помилуй! Другому же разбойнику крестная мука стала познанием богословия и облегчением прегрешений.

Это очень важные молитвенные тексты. Они говорят нам о том, что страдание само по себе не искупительно, если страдает грешник. Страдание грешника есть неумолимость и следствие отчужденности от жизни Божией. Только страдание «Единого Безгрешного» искупает человека, терпящего свою собственную боль и молящегося: «помяни меня, Господи, во Царствии Твоем».

Мы же часто готовы самочинно выписать себе пропуск в вечное блаженство только на том основании, что, якобы, страдали много. Хотя, что значит в этом вопросе «много» или «мало»? И кто, кроме Бога, может сравнительно взвесить страдания человеческие?

Повторяя одними лишь устами перед Причастием и на третьем антифоне слова разбойника «помяни мя, Господи, во Царствии Твоем», мы можем в то же время быть весьма далеки от того, чтобы реально сочислить себя злодеям и явным преступникам воли Божией. «Да, конечно я сделал то-то и то-то. Но согласитесь, что все-таки…», - говорим мы наедине или в реальных диалогах. И это внутреннее нежелание признать в себе подлинного разбойника (то есть преступника Божественных законов) делает бесплодными и лицемерными наши взывания «Помяни мя». Христос реально вошел в общение с грешниками и когда крестился среди них на Иордане, и когда распятием исполнил написанное: «И со беззаконными вменися» Вот и нам бы отказаться от внутреннего фарисейства, дескать, «я еще ничего, а другие вон чего…» Разбойник он и есть разбойник. Для того, чтобы помянул меня Господь во Царствии Своем и, паче чаяния, это самое Царствие даровал, нужно и мне без самооправданий признать в себе подлинного злодея. Тогда и Крест, посреди храма стоящий, будет врачевством души моей, и крест, который я на плечах через всю жизнь нести должен, будет не просто законным наказанием, но познанием богословия и облегчением прегрешений.

Протоиерей Андрей Ткачев

Православная духовная традиция необычайно богата. Многие подвижники оставили после себя наставления и описания своего опыта. Или опыта своих наставников, предшественников. Сотни и сотни томов написали… Одному человеку за всю жизнь эту духовную библиотеку не прочитать.

Эти тома о христианском подвижничестве оставили отнюдь не графоманы. И потому писания подвижников почти всегда «вынужденные». Автора попросили что-то объяснить, вот он и отписал. Его ответ прочли, приняли к сведению, сохранили. И библиотека православной духовной литературы пополнилась еще одной «единицей хранения». Поскольку цели у авторов были практические – помочь адресату, то в основном писания подвижников говорят о начальных ступенях духовного восхождения. Ведь их адресаты были именно новоначальные подвижники.

Однако из этого общего правила есть исключение. И какое исключение! Знаменитые «Триады» святителя Григория Паламы. В этой книге святителя толкуется высокий опыт духовной жизни. Почему именно высокий? Опять вынужденно. На высокий опыт афонских безмолвников обрушился с резкой критикой один образованный монах. Святитель Григорий, сам будучи образованным монахом, написал в ответ «Триады в защиту священно-безмолвствующих». Кто такие безмолвствующие?

***

Безмолвием в данном случае называется не практика молчания (наподобие широко известного «обета молчания»), а особый опыт: священное безмолвие. То есть безмолвие ума от страстных помыслов. Причем обсуждает святитель Григорий опыт безмолвия самый-самый высокий.

Во многих писаниях подвижников уделяется большое внимание борьбе со страстями и покаянию и лишь чуть-чуть говорится о более высоком опыте – о жизни безмолвнической. «Триады» же продолжают разговор о духовном восхождении, объясняют, что такое сведение ума в сердце и даже самые-самые высокие ступени духовного восхождения. В этом смысле «Триады» как бы дополняют корпус православных аскетических писаний.

Почему подвижники о борьбе со страстями пишут – ясно. И ясно, что борьба со страстями направлена на то, чтобы страсти в человеке «утихли» (как бы «безмолвствовали») и не мешали человеку жить с Христом. Это в совершенной степени достигается только в опыте бесстрастия. Такой опыт справедливо считается вершиной аскетического пути.

Но были подвижники, которые пережили опыт и еще более высокий, предельно высокий. Это опыт чистой молитвы и созерцания нетварного Света. Вот это созерцание и было мишенью у безжалостного критика афонского подвижничества. Вот почему святитель Григорий и пишет о высоком опыте – не заостряя внимания на опыте начальных ступеней, без которого невозможно достичь возвышенного опыта.

***

Припомним и перечитаем, о чем именно рассуждал святитель Григорий: «Ум в чистой молитве исступает из всего сущего. Исступление это без сравнения выше отрицательного богословия: оно доступно только приобретшим бесстрастие; и единения еще нет, если Утешитель не озарит свыше молящегося… не восхитит его через откровение к видению света»[1].

Подвижник, который сподобился бесстрастия, может после этого вкусить опыт чистой молитвы. Его ум на молитве «исступает из всего сущего», отрешается от всяких восприятий тварного бытия и восхищается к нетварному Богу. И еще более высокое единение с Богом возможно. Его познали те, которые были озарены Святым Духом Утешителем и созерцали нетварный Свет.

Этот Свет не является галлюцинацией или обычным физическим светом, например светом грозовой молнии. Это «лучи Божества», их «невидимо видели» отдельные афонские безмолвники. Я не буду останавливаться на том, как в этом тексте святитель Григорий противостоит неоплатоническим трактовкам духовности, не буду входить в рассуждения об отрицательном богословии и единении, опрощении.

Лучше я задамся вопросом: зачем нам это знать? О чем говорят «Триады», чему учит святитель Григорий? Тому, как много дает Бог православным людям, как высоко простирается путь духовного восхождения и как непросто нам судить о том, что мы знаем лишь понаслышке.

Диакон Павел Сержантов

[1] Григорий Палама, святитель. Триады в защиту священно-безмолвствующих. М., 1995. С. 222–223.

Возлюбленные братия! Началом слова нашего в Неделю Православия весьма естественно быть вопросу: что есть Православие? Православие есть истинное Богопознание и Богопочитание; Православие есть поклонение Богу Духом и Истиною; Православие есть прославление Бога истинным познанием Его и поклонением Ему; Православие есть прославление Богом человека, истинного служителя Божия, дарованием ему благодати Всесвятаго Духа. Дух есть слава христиан (Ин. 7, 39). Где нет Духа, там нет Православия.

Нет Православия в учениях и умствованиях человеческих: в них господствует лжеименный разум – плод падения. Православие – учение Святаго Духа, данное Богом человекам во спасение. Где нет Православия, там нет спасения. «Иже хощет спастися, прежде всех подобает ему держати кафолическую веру, ея же аще кто целы и непорочны не соблюдет, кроме всякого недоумения, во веки погибнет» (Символ святого Афанасия Великого, патриарха Александрийского. Псалтирь с последованием).

Драгоценное сокровище – учение Святаго Духа! Оно преподано в Священном Писании и в Священном Предании Православной Церкви. Драгоценное сокровище – учение Святаго Духа! В нем – залог нашего спасения. Драгоценна, ничем не заменима, ни с чем не сравнима для каждого из нас наша блаженная участь в вечности; столь же драгоценен, столько же превыше всякой цены и залог нашего блаженства – учение Святаго Духа.

Чтоб сохранить для нас этот залог, святая Церковь исчисляет сегодня во всеуслышание те учения, которые порождены и изданы сатаною, которые – выражение вражды к Богу, которые наветуют нашему спасению, похищают его у нас. Как волков хищных, как змей смертоносных, как татей и убийц. Церковь обличает эти учения; охраняя нас от них и воззывая из погибели обольщенных ими, она предает анафеме эти учения и тех, которые упорно держатся их.

Словом анафема означается отлучение, отвержение. Когда Церковью предается анафеме какое-либо учение – это значит, что учение содержит в себе хулу на Святаго Духа и для спасения должно быть отвергнуто и устранено, как яд устраняется от пищи. Когда предается анафеме человек – это значит, что человек тот усвоил себе богохульное учение безвозвратно, лишает им спасения себя и тех ближних, которым сообщает свой образ мыслей. Когда человек вознамерится оставить богохульное учение и принять учение, содержимое Православной Церковью, то он обязан, по правилам Православной Церкви, предать анафеме лжеучение, которое он доселе содержал и которое его губило, отчуждая от Бога, содержа во вражде к Богу, в хуле на Святаго Духа, в общении с сатаною.

Значение анафемы есть значение духовного церковного врачевства против недуга в духе человеческом, причиняющего вечную смерть. Причиняют вечную смерть все учения человеческие, вводящие свое умствование, почерпаемое из лжеименного разума, из плотского мудрования, этого общего достояния падших духов и человеков, в Богом открытое учение о Боге. Человеческое умствование, введенное в учение веры христианской, называется ересью, а последование этому учению – зловерием (Лествица, Слово 1).

Апостол к числу дел плотских причисляет и ереси (Гал. 5, 20). Они принадлежат к делам плотским по источнику своему, плотскому мудрованию, которое – смерть, которое – вражда на Бога, которое – закону бо Божию не покоряется, ниже бо может (Рим. 8, 6-7). Они принадлежат к делам плотским по последствиям своим. Отчуждив дух человеческий от Бога, соединив его с духом сатаны по главному греху его – богохульству, они подвергают его порабощению страстей, как оставленного Богом, как преданного собственному своему падшему естеству. Омрачися неразумное их сердце, – говорит апостол о мудрецах, уклонившихся от истинного Богопознания, – глаголющеся быти мудри, объюродеша… премениша истину Божию во лжу… Сего ради предаде их Бог в страсти безчестия (Рим. 1, 21-22, 25-26). Страстями бесчестия называются разнообразные блудные страсти. Поведение ересиархов было развратное: Аполлинарий имел прелюбодейную связь, Евтихий был особенно порабощен страсти сребролюбия, Арий был развратен до невероятности. Когда его песнопение, Талию, начали читать на Первом Никейском Соборе, отцы Собора заткнули уши, отказались слушать срамословие, не могущее никогда придти на ум человеку благочестивому. Талия была сожжена. К счастью христианства, все экземпляры ее истреблены; осталось нам историческое сведение, что это сочинение дышало неистовым развратом. Подобны Талии многие сочинения нынешних ересиархов: в них страшное богохульство соединено и перемешано с выражениями страшного, нечеловеческого разврата и кощунства. Блаженны те, которые никогда не слыхали и не читали этих извержений ада. При чтении их соединение духа ересиархов с духом сатаны делается очевидным.

Ереси, будучи делом плотским, плодом плотского мудрования, изобретены падшими духами. «Бегайте безбожных ересей, – говорит святой Игнатий Богоносец, – суть бо диавольскаго изобретения начало – злобнаго онаго змия». Этому не должно удивляться: падшие духи низошли с высоты духовного достоинства; они ниспали в плотское мудрование более, нежели человеки.

Человеки имеют возможность переходить от плотского мудрования к духовному; падшие духи лишены этой возможности. Человеки не подвержены столько сильному влиянию плотского мудрования, потому что в них естественное добро не уничтожено, как в духах, падением. В человеках добро смешано со злом, и потому непотребно; в падших духах господствует и действует одно зло. Плотское мудрование в области духов получило обширнейшее, полное развитие, какого оно только может достигнуть. Главнейший грех их – исступленная ненависть к Богу, выражающаяся страшным, непрестанным богохульством. Они возгордились над Самим Богом; покорность Богу, естественную тварям, они превратили в непрерывающееся противодействие, в непримиримую вражду. Оттого падение их глубоко, и язва вечной смерти, которою они поражены, неисцелима. Существенная страсть их – гордость; они преобладаются чудовищным и глупым тщеславием; находят наслаждение во всех видах греха, вращаются постоянно в них, переходя от одного греха к другому. Они пресмыкаются и в сребролюбии, и в чревообъядении, и в прелюбодеянии. Не имея возможности совершать плотские грехи телесно, они совершают их в мечтании и ощущении; они усвоили бесплотному естеству пороки, свойственные плоти; они развили в себе эти неестественные им пороки несравненно более, нежели сколько они могут быть развитыми между человеками (святой Василий Великий называет падшего духа родителем страстных плотских слабостей). Спаде с небесе, – говорит пророк о падшем херувиме, – денница восходящая заутра; сокрушися на земли… Ты же рекл еси во уме твоем: на небо взыду, выше звезд небесных поставлю престол мой… буду подобен Вышнему. Ныне же во ад снидеши и во основания земли… повержен будеши в горах, яко мертвец… (Ис. 14, 12-15, 19).

Падшие духи, содержа в себе начало всех грехов, стараются вовлечь во все грехи человеков с целию и жаждою погубления их. Они вовлекают нас в разнообразное угождение плоти, в корыстолюбие, в славолюбие, живописуя пред нами предметы этих страстей обольстительнейшею живописью. В особенности они стараются вовлечь в гордость, от которой прозябают, как от семян растения, вражда к Богу и богохульство. Грех богохульства, составляющий сущность всякой ереси, есть самый тяжкий грех, как грех, принадлежащий собственно духам отверженным и составляющий их от-личительнейшее свойство. Падшие духи стараются прикрыть все грехи благовидною личиною, называемою в аскетических отеческих писаниях оправданиями. Делают они это с тою целию, чтоб человеки удобнее были обольщены, легче согласились на принятие греха. Точно так они поступают и с богохульством: стараются его прикрыть великолепным наименованием, пышным красноречием, возвышенною философиею. Страшное орудие в руках духов – ересь! Они погубили посредством ереси целые народы, похитив у них, незаметно для них, христианство, заменив христианство богохульным учением, украсив смертоносное учение наименованием очищенного, истинного, восстановленного христианства. Ересь есть грех, совершаемый преимущественно в уме. Грех этот, будучи принят умом, сообщается духу, разливается на тело, оскверняет самое тело наше, имеющее способность принимать освящение от общения с Божественною благодатию и способность оскверняться и заражаться общением с падшими духами. Грех этот малоприметен и малопонятен для незнающих с определенностию христианства, и потому легко уловляет в свои сети простоту, неведение, равнодушное и поверхностное исповедание христианства. Уловлены были на время ересью преподобные Иоанникий Великий, Герасим Иорданский и некоторые другие угодники Божий.

Если святые мужи, проводившие жизнь в исключительной заботе о спасении, не могли вдруг понять богохульства, прикрытого личиною; что сказать о тех, которые проводят жизнь в житейских попечениях, имеют о вере понятие недостаточное, самое недостаточное? Как узнать им смертоносную ересь, когда она предстанет им разукрашенною в личину мудрости, праведности и святости? Вот причина, по которой целые общества человеческие и целые народы легко склонились под иго ереси. По этой же причине очень затруднительно обращение из ереси к Православию, гораздо затруднительнее, нежели из неверия и идолопоклонства. Ереси, подходящие ближе к безбожию, удобнее познаются, нежели ереси, менее удалившиеся от Православной Веры и потому более прикрытые. Римский император равноапостольный великий Константин писал письмо святому Александру, патриарху Александрийскому, обличителю ересиарха Ария, увещевая его прекратить прения, нарушающие мир из-за пустых слов. Этими словами, которые названы пустыми, отвергалось Божество Господа Иисуса Христа, уничтожалось христианство. Так неведение и в святом муже, ревнителе благочестия, было обмануто недоступною для постижения его кознию ереси.

Ересь, будучи грехом смертным, врачуется быстро и решительно, как грех ума, искренним, от всего сердца преданием ее анафеме. Святой Иоанн Лествичник сказал (Слово 15, гл. 49): «Святая Соборная Церковь принимает еретиков, когда они искренне предадут анафеме свою ересь, и немедленно удостаивает их Святых Тайн, а впавших в блуд повелевает, по Апостольским правилам, на многие годы отлучать от Святых Тайн» (Лаодикийского Собора правило 6). Впечатление, произведенное плотским грехом, остается в человеке и по исповеди греха и по оставлении его; впечатление, произведенное ересью, немедленно уничтожается по отвержении ее. Искреннее и решительное предание ереси анафеме есть врачевство, окончательно и вполне освобождающее душу от ереси. Без этого врачевства яд богохульства остается в духе человеческом и не престает колебать его недоумениями и сомнениями, производимыми неистребленным сочувствием к ереси; остаются помыслы, взимающиеся на разум Христов (2 Кор. 10, 5), соделывающие неудобным спасение для одержимого ими, одержимого непокорством и противлением Христу, пребывшего в общении с сатаною. Врачевство анафемою всегда признавалось необходимым святою Церковию от страшного недуга ереси. Когда блаженный Феодорит, епископ Кирский, предстал на Четвертом Вселенском Соборе пред отцами Собора, желая оправдаться в возведенных на него обвинениях, то отцы потребовали от него прежде всего, чтоб он предал анафеме ересиарха Нестория. Феодорит, отвергавший Нестория, но не так решительно, как отвергала его Церковь, хотел объясниться. Отцы снова потребовали от него, чтоб он решительно, без оговорок предал анафеме Нестория и его учение. Феодорит опять выразил желание объясниться, но отцы опять потребовали от него анафемы Несторию, угрожая в противном случае признать еретиком самого Феодорита. Феодорит произнес анафему Несторию и всем еретическим учениям того времени. Тогда отцы прославили Бога, провозгласили Феодорита пастырем православным, а Феодорит уже не требовал объяснения, извергши из души своей причины, возбуждавшие нужду в объяснении. Таково отношение духа человеческого к страшному недугу ереси.

Услышав сегодня грозное провозглашение врачевства духовного, примем его при истинном понимании его и, приложив к душам нашим, отвергнем искренно и решительно те гибельные учения, которые Церковь будет поражать анафемою во спасение наше. Если мы и всегда отвергали их, то утвердимся голосом Церкви в отвержении их. Духовная свобода, легкость, сила, которые мы непременно ощутим в себе, засвидетельствуют пред нами правильность церковного действия и истину возвещаемого ею учения.

Провозглашает Церковь:

«Пленяющих разум свой в послушание Божественному Откровению и подвизавшихся за него ублажаем и восхваляем; противящихся истине, если они не покаялись пред Господом, ожидавшим их обращения и раскаяния, если они не восхотели последовать Священному Писанию и Преданию первенствующей Церкви, отлучаем и анафематствуем.

Отрицающим бытие Божие и утверждающим, что этот мир самобытен, что все совершается в нем без Промысла Божия, по случаю, анафема.

Говорящим, что Бог – не дух, а вещество; также не признающим Его праведным, милосердным, премудрым, всеведущим и произносящим подобные сему хуления, анафема.

Дерзающим утверждать, что Сын Божий не единосущен и не равночестен Отцу, также и Дух Святый; не исповедующим, что Отец, Сын и Дух Святый – един Бог, анафема.

Позволяющим себе говорить, что к нашему спасению и очищению от грехов не нужны пришествие в мир Сына Божия по плоти, Его вольные страдания, смерть и воскресение, анафема.

Неприемлющим благодати искупления, проповедуемого Евангелием, как единственного средства к оправданию нашему пред Богом, анафема.

Дерзающим говорить, что Пречистая Дева Мария не была прежде рождества, в рождестве и по рождестве Девою, анафема.

Неверующим, что Святый Дух умудрил пророков и апостолов, чрез них возвестил нам истинный путь ко спасению, засвидетельствовал его чудесами, что Он и ныне обитает в сердцах верных и истинных христиан, наставляя их на всякую истину, анафема.

Отвергающим бессмертие души, кончину века, будущий суд и вечное воздаяние за добродетели на небесах, а за грехи осуждение, анафема.

Отвергающим Таинства Святой Христовой Церкви, анафема.

Отвергающим Соборы Святых отцов и их предания, согласные Божественному Откровению, благочестно хранимые Православно-Кафолическою Церковью, анафема»

(«Последование в Неделю Православия»).

Божественная Истина вочеловечилась, чтоб спасти Собою нас, погибших от принятия и усвоения убийственной лжи. Если пребудете в слове Моем, – вещает Она, – то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и истина сделает вас свободными (Ин. 8, 31-32). Прeбыть верным учению Христову может только тот, кто с решительностью отвергнет и постоянно будет отвергать все учения, придуманные и придумываемые отверженными духами и человеками, враждебные учению Христову, учению Божию, наветующими целость и неприкосновенность его. В неприкосновенной целости хранится откровенное учение Божие единственно и исключительно в лоне Православной Восточной Церкви. Аминь.

Святитель Игнатий (Брянчанинов)

На языке раздора

Из курса физики средней школы известен ошеломляющий опыт с магнитами или магнитными палочками, которые производили под партой наиболее шкодливые ученики. Если от палочки удавалось отломить кусок, то в результате переменившейся полярности каждой части магнита они начинали отталкиваться в месте неровного, искрящегося перелома.

Именно это и происходит с русским миром и украинством. Надлом произошёл не так давно, а разделились части магнита в новейшее время. Когда неразумные люди, облечённые властью, поставили предательские закорючки под договором о разделении великой страны и государственное недообразование под ущербным именем Окраина появилось на карте мира.

Дальше, без покровительства России, тяжело, но упорно выбирающейся из своей ямы и постепенно набирающейся сил, с блокированием её горячего интереса - оно могло только умирать. Человек со сгнившей печенью может некоторое время прожить с пересаженной донорской печенью, но век его недолог.

И вот в самом сердце славянского мира, на просторной площади Независимости, раскинувшейся на месте древних Козьих болот, запылали смрадные костры майдана, и из его копоти вылупилось, наконец, то зловещее, что зрело в Киеве последние десятилетия. Оно ужаснуло тех, кто не обращал внимания на подкладку политики новой Украины, и не оставило сомнений в действительном положении вещей у тех, кто трезво наблюдал, что происходит на самом деле в этой части Европы.

...Страдаю Украиной. Не сплю ночами, утром, разлепив веки, кидаюсь в интернет искать новости, подобно юркому интернетовскому насекомому пробегаю по укросайтам, в телевизоре выискиваю скрытые подтексты, пялюсь с оторопью на украинских «героев» нового времени. Но Украиной, Окраиной называю эту сторону света по установившейся привычке - как псевдоним, как ложное имя некогда цветущей русской волости, обобщённо зовомой Малороссией, то есть Малой, главной, истоковой Россией. Куда входит и Слобожанщина, и Новороссия и Таврида, которую недорезанный троцкист, украинец Хрущёв, осуществляя мечту Гитлера, передал Окраине, дабы она была вечным яблоком раздора между славянами.

Нельзя же теперь называть страной угол бывшей России, самоназвавшийся Окраиной, насадившей на двухполосный флаг языческую вилку-тризуб, а в «государственный» язык назначивший деревенское южнорусское наречие, «чарiвну мову», на которой хорошо только песни спiваты да писать жалостные вирши. Уже этим самым страна с целым перечнем неправедных территориальных приобретений, отваленных ей Россией по любви, объявляла себя случайностью, политическим и этнографическим захолустьем, околицей разноречивого, сложного и грозного русского мира. И думалось - а какова причина такого перерождения, что случилось с хитроватым малороссом за обозримое историческое время? Отказ от общего культурного наследия и тягот одной - общей истории, в которые малоросс вносил свою изумительную мелодичную ноту и добавлял пылкого имперского рвения? Или что-то иное, куда более приземлённое?

...А страдать начал лет пятнадцать назад. Когда после распадения Советского Союза начальная Малороссия официально объявила себя самостийной Окраиной и одна из моих младших сестёр приехала к матери в деревню в гости из далёкой теперь Одессы. С нею и муж-украинец, с которым мы не замедлили отпробовать гостевой горилки. И затеялся у нас странный разговор. Зная по долгому общению с украинцами их какую-то двоякую, лукавую черту, которую можно одной пословицей охарактеризовать: «Не соврет, а и правды не скажет», не ждал я толку от разговора. Даже не разговор был, а звучал согласованный хор мужа и жены, обращённый почему-то в одну сторону - мою.

Различил я в их обличительном хоре нотки гнева и трепет неподдельной обиды. За вековые гонения на древний добрый народ украинцев со стороны москальской империи, за угнетение его самобытности, за голодомор и геноцид. Едва успевал я отмахиваться от их обвинений, не чувствуя себя вполне во всём виноватым и удручённый тем, что мне одному приходится отвечать за тех, кого я считал соплеменниками. Конечно, все народы не древнее Адама и Евы, говорил я, но откуда в Киеве, матери городов русских, появились украинцы, если нет нигде упоминание о них? И где скрывалось государство протоукров, которого никакие историки не заметили? И почему украинцы, в их представлении, не составляют единый народ с русскими, как составляли его на территории нынешней Окраины малороссы, южная их ветвь?

«Вы перебрехали всю нашу историю! - в один голос вскричали они. - И нас не понимаете!»

Этот переход от агрессивных обвинений к плаксивости поразил больше всего.

Что-то неприятное, лживое было в том, что мы с родной сестрой, с которой в детстве грелись длинными зимними вечерами на этой вот самой русской печке, дети одной матери, так по-разному можем чувствовать и думать. Что такого неизвестного мне сестра узнала, что её так поразило и возмутило, глядя с Окраины на наш русский мир, к которому и сама принадлежала по праву рождения? И хотелось понять - в чём была их правда.

Часто наезжая к матери, просматривал я по тусклому чёрно-белому телевизору и украинский канал «1+1», который антенна принимала задней своей частью. Тогда и убедился в том, что совместные голоса сестры и её мужа берут начало оттуда, из душной атмосферы украинского эфира. Там в подробностях каждый день на грани приличий поведывалось украинским городам и весям последние открытия о губительном соседе, медвежеватом колоссе, страшной рабской монголо-кацапской империи, от которой исходит главное зло в мире. Благообразные мужи в научных степенях с бумагами на руках обосновывали право украинцев на свою исключительность, подтверждали цитатами ущербность соседа. Было в этом от истерики подростка, жаждущего самоутверждения за счёт унижения из-за угла более сильного и удачливого, чем он. Который в отчаяньи свергает одних идолов и героев, чтобы водрузить на их место других.

И понятно стало, каким гиблым порошком их там всех травили и какими всепроникающими лучами обугливали.



Восстание проигравших

Успешность травли можно было отметить в Крыму, куда довелось попасть в конце 90-х годов в один из санаториев бывшего советского, а теперь украинского флота. Уже стояли на всех шлагбаумах усатые молчаливые западенцы. В глазах украинских военных врачей появилась снисходительность к нам, недоразвитым москалям-туристам, а на постах ДАI офицеры высокомерно объясняли нам, монголам, значение символов украинской державы. Что-то в этом сквозило комичное, но настораживала последовательная упёртость во всём, что касалось утверждения отличия украинца от русского, их на том противостояния.

Представлялось, что Малороссия прежняя, имперская, а потом советская - прекрасное и капризное чорнобрiвое дитя с очами волошковыми и длинной русой косой, внезапно занедужившее неопасной, но прилипчивой хворобой вроде ветрянки. (Рожать новых детей после этой хворобы, как известно, очень рискованно, - наследство окажется ущербным).

Дитя оказалось не только прекрасным, но чрезвычайно легковерным, если не сказать пустоголовым. Оно осмотрелось и вдруг решило, что лучше его никого не бывает, что у него старинная родословная от Адама и Евы (даже их фамилия известна - Голопупенко), и оно не срамных азиатских, а благородных безпримесных славянских кровей. И с воодушевлением принялось сочинять собственную историю. Южное пряное мироощущение навеяло дитю столь фантастические видения, которые не могло породить более рассудительное и прохладное воображение его северного братца. И так дитё само себе понравилось, так оно себя полюбило, что потеряло всякое представление о реальности. Однако, как оказалось, его история омрачена была тяжёлым детством и трудной судьбой. И тогда у него «пробудилось национальное самосознание».

«Самосознание» основалось на отрицании, а не на утверждении - что было и неудивительно для захолустной Окраины. «Продуктом» отрицания вылупится всегда одна ненависть...

А зачем, спрашивал я одного знакомого местного украинца, вводить селюковское наречие как государственный язык, когда институт Гэллапа в результате элементарного анкетного опроса выявил владение русским языком населением Украины, как средством межнационального общения, аж в 83%? Зачем вы заставляете всех учить хуторское наречие, когда человек уже владеет языком русским, международным? «Так государство-то украинское, потому и официальный язык должен быть украинским». В голосе отвечавшего слышалась даже обида: как я не понимаю движений тонкой души украинца! Не знаю, помнил ли он, что в Белоруссии и Казахстане не заморачивались и оставили русский язык государственным. В горных и степных аулах и полесских деревнях как говорили на своих деревенских диалектах, так и продолжают говорить, но в городах действует язык русский, высокий, государственный - и это никому не мешает. Тем более - это ведь и язык великой культуры и великой литературы. Великой литературы на деревенской мове создать невозможно, если только это не эпос - да её и нет. Малоросский гений Гоголя не мог вполне выразиться на родном наречии и он выбрал для большой цели язык русский, величавый, «владычный», - по его собственному выражению.

А услышался в лукавом ответе украинца замаскированный недоумением «подтекст»: нужно было заставить говорить на деревенском языке именно русских, дабы их принизить наравне с собой. Тут комплексы. И ненависть к русской культуре, которую он отвергает до уничтожения. Русский язык - язык владычный, объединяющий, украинский язык - разъединяющий, сеющий рознь - и тем для многих ставший языком постылым. Никто бы охулки не положил на украинское наречие, певучее, своеобразное, как лепет младенца. До тех пор, пока на нём не заставляют говорить людей взрослых, выросших из деревенской люльки. Какая уж «чарiвна мова» - да это же мовно, концлагерный жаргон!

Проследив, какие имена были прославлены, какие кричалки и лозунги использовались и какие портреты и знамёна подняты в украинской внутренней жизни - русские люди безошибочно указали на бандеровцев. Из западных областей Окраины заструилось это жгучее излучение, оттуда, где жили дети и внуки проигравших свою войну, потомки исторических недобитков и наёмных палачей, наследники повстанческих легионов окатоличенных славян, первыми изменивших русскому имени. В общественно-культурной жизни Окраины за короткое время произошли разительные перемены. В Киев пришли нацисты... Восторжествовали их язык и жесты, их святыни, герои и символы.

Их идеологию и практику ошибочно называют фашизмом (сплоткой на основе национальной исключительности), но это явление именно нацистское, основанное на идейном превосходстве одной нации (пускай и сочинённой, искусственной) над другими. Оно взметнулось на волне бандеровского реванша, но по многим признакам представляет собой явление самостоятельное, особое. Главный «продукт» нацизма - «белый» сверхчеловек, вершина сверхчеловеческой государственности - Третий рейх или - по славянски - Бандервлад. На майдане он и вылупился из бандеровской «куколки», как законченное явление украинства на «ландшафте» современной славянской истории.



Два бандеровца

В нашей деревне жили бандеровцы. Отбывшие «десятку» на Колыме отправлялись в ссылку и расселялись по деревням с русским населением. Смысла такого расселения мы не понимали, а теперь видится за этой политикой попытка тогдашних властей сгасить бандеровскую жгучую силу, «гуманизировать» бандитов близким бытовым соседством с теми, против кого они воевали.

На Кошелёвом хуторе жили две молодые женщины - их сослали за пособничество бандеровцам. На чужбине судьба их не приласкала, так и умерли бобылками.

А завхозом нашей школы, по совместительству и водителем дряхлой школьной полуторки был бандеровец Степаныч. Невысокого роста, тихий, исполнительный, домовитый, круглолицый, с голубыми глазами и гладкими, бритыми щеками. Он держал, конечно, поросёнка при школьном дворе, а в подвале школы, как мы узнали уже повзрослевшими, втихаря высиживал самогонку. Мы, дети, его любили, он отвечал нам приветливостью и даже разрешал по очереди порулить. С его дочерью-отличницей я учился в одном классе средней школы, нам ставили её в пример.

Не знали мы, за какие преступления отбыл он свою кару, возможно, и за подневольную службу врагу, но по тогдашнему ощущению он был свой, русский.

Другой бандеровец по фамилии Тарасюк работал то прицепщиком, то скотником. Плотного, даже дебёлого сложения, большемордый, со взглядом исподлобья. Замкнут, держался бирюком. Летом и осенью он нанимался в объездчики - самую презренную должность в колхозе, на которую никто из местных не хотел заступать. На коне охранял созревающий на полях урожай, сторожил свёклу, огурцы, пшеницу. Охранял и от детей, которых так и тянуло на запретную бахчу - и многие помнили своей спиной его пронзительно-обжигающую хворостину. Иногда приводил в правление и молча ставил нарушителя перед председателем - чтобы разыскать родителей. Не помню его смеющимся или оживлённым. Его ненавидели фронтовики, не любили односельчане. И только по одному признаку не любили: он всегда оставался чужим...

Замуж за него пошла одна из местных баб, на родину он не вернулся и умер в семидесятых годах. Должно, страшно было возвращаться на места, где помнили его преступления.

С его сыном Толиком мы учились в параллельных классах. И сыну передалась отцовская нелюдимость, замкнутость. И был он в чём-то особым, необычным. Даже ход мыслей и суждений его был непонятен нам. Всегда казалось, что он говорит о том, о чём думает, каким-то окольным, изуверским путём, по примете: и не соврёт, и правды не скажет.

Из опубликованного ныне в Инете списка трёхсот лютых казней бандеровских памятна одна, - когда у живого человека вырывали сердце. Теперь я думаю, что Толик Тарасюк был человеком с вырванным русским сердцем. Он был чужой...

Не помню, за что мы его однажды били. Молча, безжалостно. Пока кто-то из мальчишек не стал над ним с руками накрест. Жив был кодекс деревенской улицы: если все бьют одного - даже если тот был неправ - кто-то должен его защитить. Нельзя всем бить одного.

Помню выражения тупой покорности на его лице. Кажется, он даже не понимал, за что его били, но принимал жестокость по отношению к себе как должное.

После школы он куда-то уехал и больше я ничего о нём не знаю. Вполне может оказаться среди заводил киевского майдана. Знаю, что на бандеровщине не все бандеровцы. Но все бандеровцы похожи на Толю Тарасюка.

...Однажды в беседе напал на меня один из азиатских моих сограждан. В гневе возвёл он хулу на Россию и на русских за прошлые имперские обиды: как знать - может, и обоснованные. И я ответил по своему чутью национального вопроса, как мне выдумалось в минуты глубоких размышлений, и как единственный способ примирить всех иноплеменников. «Считай себя, кем хочешь, - сказал я, глядя в его узкие жёлтые глаза. - Якутом, коряком, башкиром... Но помни, что ты - ещё и русский имперец».

И он задумался.

Думаю, Тарасюку нельзя было такое сказать, а вот Степанычу можно. Русскому миру нужны не только воины и святые, но и рачительные завхозы, подобные Савельичу из пушкинской «Капитанской дочки».



Если бы не Козьи болота

Украинство победило, когда в русском мире стали считать украинцев «братьями», а украинствующее племя - «великим братским народом»... А мы не братья и не братские народы, мы - бывшее одно. Бывшее потому, что есть ещё гнилые киевские Козьи болота, как средоточие изменившегося сознания тех, кто положил считать всё, непохожее на Россию, воплощением украинского духа. Кто отказался от идеи империи, а возжелал «идеала» вышиванки, шаровар, садка вишнёвого коло хаты... Предпочёл не избранничество, а отщепенство. Не обжигающий ветер новых опасностей и обретений, а тёплое спокойствие и телесную сытость. Этому не скажешь: ты не украинец, ты русский имперец. В панике, смешанной со страхом, он заверещит: «Как вы нас не понимаете!».

Во время событий вокруг песчаного кусочка суши в Азовском море, по нелепому недоразумению считающегося украинским, на косе Тузле, на которую якобы покушалась Россия, выявилось это изменение в полную силу. Сколько праведного гнева всколыхнуло это «покушение» в украинском обществе, сколько обвинений в имперских притязаниях на невинные украинские территории, обвинений в нелюбви к украинцам! И отказали нам даже в братстве.

Стало ясно, насколько дело далеко зашло.

Стало ясно тогда и то, что говорят с нами не братья. В Киеве появился какой-то иной народ, который называет себя украинцами и волит на Запад, где в ходу латиница, как основа письменности, а не ретроградная кириллица. Мало украинцам не считать себя русскими, они захотели переменить свои историю и будущее. Ядро этого народа составляет так называемое третье сословие, или, по-другому, киевская мелкобуржуазная слойка, болотный обыватель. Это они вышли на майдан незалежности - и ходят до сих пор. Стоят многотысячными толпами, ожидая, как манны небесной, снисхождения духа спокойствия и сытости.

Вот из недавних телевизионных интервью с пылающего майдана. Объектив камеры выхватывает одного из тех, кто сперва стоял молчаливыми толпами, выражая «протест украинского народа» против коррумпированной власти, а потом понёс пирожки кормить осаждающих «Беркут» боевиков.

«Мы против продажной власти, - говорит этот прилично одетый человек. - Не считайте нас бунтовщиками, мы выражаем мирный протест». «На майдане погибли уже десятки человек, - спрашивает его корреспондент. - Разве это мирный протест?». «Янукович ответит и за эти преступления. «Беркут» - палачи украинского народа». «Кто же в таком случае убивает безоружных «беркутовцев»? Ведь их погибло уже шестнадцать человек, десятки раненых и обгоревших от напалма». «Они сами виноваты»...

Вот украинец! И не соврал и правды не сказал. Когда уже было известно, что и безоружных «беркутовцев» и митингующих расстреливали одни и те же неизвестные снайперы.

Русский нацизм... Режет слух даже самоё название этого дикого, необычного явления, который воплотился на нынешней Украине. Здесь прозревается какая-то духовная порча, обнажается дотоле скрытая язва, нащупывается состояние цивилизационного надлома. Он, что важно понять, обозначился как отрицание русского мира, его ценностей и предпочтений. Русский нацист крестится, как и мы, справа налево, у него в красном углу висят те же иконы, что и у нас, он говорит на языке, который мы понимаем - но церковь его иная. Откольническая. В начале этого феномена произошла смена веры и отказ от образа и учения Христа, проповеданных на киевских горах апостолом Андреем и которые были приняты первокрестителем Руси киевским князем Владимиром... Их бог - лукавый.

То есть - в начале стояли духовное перерождение, а затем предательство.

И здесь всё в голове начинает становиться на свои места.

В начале украинства стояли измена, предательство. Предавали самостийные гетманы. Сбегали, переодевшись то шведскими, то австрийскими, то польскими, то немецкими, то турецкими офицерами многочисленные мазепы, выговские, дорошенки, скоропадские, петлюры, винниченки... и проклятые всеми януковичи. Предавали куренями и сёлами, становились карателями в шведские, французские, немецкие, польские ряды, чтобы резать и рвать русское тело, родную плоть. В Галичине отложившиеся в украинство русские стали самыми жестокими и беспощадными гонителями русского духа и русской веры.

Скажут: опомнись, ты клевещешь на целый народ. Однако веду я речи не о целом народе, а об украинстве, как феномене перерождения русского мира - и в этом нет лицеприятия. Русского предателя Власова никто же не собирается реабилитировать и никто не вывешивает его портретов в красном углу, как бандеровские. А его воинство было либо истреблено в боях, либо частью, если было не сильно замарано, отбыло «десятку» на Колыме. Предателя Хрущёва в России никто не хвалит. В чём-то мы все, как и я сам в молодости, к стыду своему, - немного украинцы.

Видим по нашему телевидению, на котором каждый день - десанты из Киева: политологи, писатели, дипломаты. Те, кого принято считать киевской интеллигенцией, а, значит, выразителями какого-то важного признака украинского духа... И опять в один голос: «Да никто русских не ущемляет, их всего семнадцать процентов населения, я и сам русскоязычный украинец. И почему вы нагнетаете? Мы не Россия, поосторожнее с нами. Остановитесь! Не колите Украину! Поймите нас! Нет, не думайте, нет у нас никакой никакой русофобии, миллион вышло на майдан против коррумпированной власти. Горячие ребята - ну, бутылки побросали, ну, пожгли колёса...И почему Россия не работает с тем правительством, которое есть? Ну, Ярош. Но другого же нет». И опять - от агрессии до всхлипа: «Ах, как вы нас не понимаете»!

Они не скажут впрямую (это было бы слишком саморазоблачительно): да, Ярош и его «небесные сотни» и есть концентрат наших чаяний, средоточие наших вожделений. Будут они вилять, закрикивать собеседников, скрывая вот это заветное, озвученное одним из юнцов ярошевской сотни: «Здесь должны быть мы, украинцы. Один народ - одна территория».

Вот апофеоз украинства. К нему и двигалась история этого «государства», в полную силу развившегося последние двадцать лет. Вот о чём мы начали думать и говорить, но не договариваем до конца...



«Чистая» сторона магнита

Кто вы? Украинцы самостихийные, нравные, обречённые на вечный майдан и махновщину во власти, поскольку презираете всякую власть и организующие начала жизни, и глубокую, безоглядную поперечность в отношении русских - или малороссы, любимая часть русского мира? Вот где линия раскола. Ваша самостихийность, произвол и высокомерие к своим истокам и отеческим гробам, ваш откол от русской судьбы и истории - иудин грех. Признайтесь, наконец: художник-недоучка, посредственный виршеслагатель, и, как доказывают многие исследователи его биографии, отличающийся особо гадким качеством - неблагодарностью, мразотная личность Тарас Шевченко; военный преступник, дециматор Штепан Бандера и майданный бандит Ярош, утверждающий на закопчённой, провонявшей горелыми покрышками улице указы «правительства» - это ваши герои?

Боюсь, что - да. Эти и есть символы олицетворённого сопротивления русской судьбе и истории. Сопротивления и неприятия, презрения и ненависти, какие всегда испытывает предатель к тому, кого предал. И в этой решимости не быть русскими кроется что-то необратимое. Стакнуться со всеми историческими неприятелями России, и доказать ей, России, свою отдельность, особость.

Вы опустили и попрали русское имя и русскую славу. Вы подносили на майдан пирожки и бутылки с самодельным напалмом тем, кто сжигал «беркутовцев»? Значит, это и вы некогда подбрасывали хворосту в костёр, на котором сгорел былинный герой, малоросс Тарас Бульба. Признайтесь, наконец, что у вас, называемых себя украинцами, вырвали русское сердце. Значит, вы - чужие?

Прекрасное дитя. И жестокое...

Не Россия «проигрывала» Украину. Это украинствующие склизкие двоякие украинцы предали Россию и проиграли свою малоросскую судьбу. И если бы меня теперь спросили: отныне имя Украины должно быть стёрто с лица земли и с географической карты? Отвечу - да, должно быть стёрто, а на этом месте должно возникнуть славное имя Малороссия, как знак возвращения к началам, истокам русского мира. Спросят: имя украинца должно стать нарицательным (особо отвратительны русские, перебегающие в украинство - эти предадут дважды)? Отвечу: да. Украинец - предатель, тот, кто предал русского Бога, русский мир, предал брата, соседа и друга. Иудина печать отныне выжжена майданным тавром на лукавом его челе...

А «Беркут» - не украинцы. Они в огне не дрогнули, остались верны долгу и приказу. Они не предатели. И первый памятник на отгоревшем майдане должен встать именно им. Склизкие, уклончивые украинцы с Козьих болот искупят этим жестом хотя бы часть своего проклятия.

«Беркутовцы» воины, и они ещё не сказали своего слова. Не все памятники русской культуры свергнуты на Окраине, много осталось памятников и основателю официального украинства Ленину, которые украинцы валят с особым остервенением, и колют на мелкие куски, - в связи с чем вспоминаются сакральные ритуалы людоедских племён. Ярошевские янычарские легионы готовы к воплощению тайных мечтаний украинства.

Начала русского нацизма коренятся в измене исконно-родному православию. Через откольничество, изводы и католическую веру - или самую измену - славяне превращаются в выродков. Под сенью знамён украинства мы прозрели русскую духовную болезнь, узнали о вырожденческой линии русского мира, которую необходимо изжить.

На майдане нацисты под ложным именем украинцев заявили о себе. К ним стекается, и ещё будет прибавляться, вся мировая нацистская нечисть. А, значит, они теперь обозначили свой конец и предрешили скорую агонию. Ибо конец нацизма всегда один. Ненависть не рождает будущего. Если только те, кто стоит за проектом включения Окраины в мировой торговый Вавилон, не сломают Ярошу шею: и не таких волков усмиряют, когда они выполнят свою роль.

Впереди ещё не одна схватка, а может, и война - слишком много сил сюда включилось, слишком много интересов завязалось - и победят нацистов наследники витязей-«беркутовцев», первыми вставших на их пути...

Этой весной к нам на Курщину, на самую границу с Малороссией, рано прилетели жаворонки. Над головой в сторону Малороссии гудят тяжёлые самолёты - один за другим. Беда соседа нас объединяет, вновь делает одним народом. Не упустить бы такую возможность...

Украина, как показывает её короткая «пунктирная» история - вечная Руина, иногда прорастающая зелёными стебельками надежд. Верю, Малороссия с Тавридой, лучший цветок в ожерелье русской государственности, распустится снова лишь под тяжёлой, ласковой лапой русского медведя.

Когда произойдёт подлинное чудо и отломившийся кусок русского магнита снова прирастёт в результате одной простой операции - если его приставить к большому куску «чистой», неломаной стороной...


Борис  Агеев, РНЛ

Когда записывалась беседа с Митрополитом Тернопольским и Кременецким Сергием (Генсицким), еще никто не знал, какие события предстоят Украине. Сегодня, когда мы слышим о попытках захвата Почаевской Лавры, слова Владыки, его рассказ об особенностях служения на Западной Украине, звучат совсем иначе, чем тогда - когда гроза еще только собиралась, а Митрополит Сергий давал интервью журналу одной из российских митрополий...

При встрече с Митрополитом Тернопольским и Кременецким Сергием тебя сразу обнимает волна тепла, хотя видитесь вы впервые и он о тебе не знает ровным счетом ничего, ну разве только то, что ты корреспондент журнала «Православие и современность» и приехала к нему на интервью. Владыка выходит к тебе из своего кабинета, и ты ему сразу как родная. И совершенно точно, что это вовсе не дежурная приветливость.

Впервые я увидела Владыку Сергия в Троице-Сергиевой Лавре на торжествах по случаю памяти преподобного Сергия Радонежского. И тогда он произвел на меня точно такое же впечатление, хотя встретились мы не в кабинете, а в монастырском дворе, я брала у него благословение.

Вверенная Митрополиту Сергию епархия очень непростая - в Тернопольской области множество самых разных церквей, которые как грибы после дождя размножились вследствие церковного раскола, случившегося в 90-е годы: Украинская Православная Церковь Киевского Патриархата, Украинская Автокефальная Православная Церковь, Украинская греко-католическая (униатская), Апостольская Православная Церковь. И это не считая католиков, представителей других религий и сектантов. И все они живут намного вольготнее: например, в кафедральном городе всего лишь один православный храм Московского Патриархата. Но паства Владыки Сергия не привыкла жаловаться: в области 131 православный приход, люди учатся жить в этих условиях полноценной церковной жизнью. Чего это стоит, знает только Господь и Управляющий епархией.

Пастырь добрый - тут же приходит на память при взгляде на худое и светлое лицо Владыки Сергия, обрамленное густой седой бородой. И в разговоре становится понятно почему: ведь то, чем он делится с тобой, а через тебя с народом Божиим (как любит называть прихожан сам Владыка), - это результат напряженной внутренней жизни, цель которой - приближение к Тому Пастырю, Который душу Свою полагает за овцы... (ср.: Ин. 10, 11)

- Владыка, Ваш отец был священником. Есть ли у Вас какое-то яркое воспоминание из детства, связанное с его служением, с храмом?

- Да, мой отец, иерей Наум, был сельским священником. Кроме меня в семье было еще три сестры. Жили мы в непростое время, но жили верой, которая составляла основу нашей жизни. И народ жил верой, невзирая на запреты и притеснения. Большой деревянный храм в селе в пасхальные праздники был полон. И, помню, после службы пасхальной все выходили крестным ходом в громадный двор, и люди вставали в несколько кругов освящать пасхи. Пасхами называли что-то похожее на ватрушки: чуть толще лепешки из простой муки, а в середине выемка, в которой запечен творог. Были, конечно, и яйца расписные - сейчас таких, к сожалению, уже я не вижу. И вот: раннее-раннее утро, солнца еще нет, и много-много свечечек горят, корзинки плетеные, рушники вышитые, и все радостные - встречают Пасху. Приходили в праздничных одеждах - национальных домотканых. Девушки - в рубахах с вышитыми бисером крупными розами - таких я нигде не встречал! Ребята тоже в рубашках расшитых, но, конечно, с более простым узором. После разговения все снова сходились в церковный двор, радовались, приветствовали друг друга, торжествовали величайший праздник - никто не боялся властей. Колокольня не закрывалась: все желающие звонили. Мы в этом благочестии выросли, знаете, как-то просто, не задумываясь, и опять же - ничего такого чрезвычайного не совершая.

- Владыка, вот Вы говорите: «Не боялись властей». А они вообще как-то пытались повлиять на такое «несознательное» население?

- Естественно, был и контроль - отслеживали, кто идет в храм. Власти исполняли свою обязанность, повинность, но какой-то озлобленности или пристрастия не было. Это мы чувствовали. В школе знали, что я - сын священника, но никто никогда меня не укорил: ни учителя, ни директор, ни представители власти. Относились даже с почтением.

- Вы помните, когда впервые к Вам пришло осознанное чувство Бога?

- Такого чего-то яркого не было. Я жил просто, будто иначе - нельзя. Дома мы молились, знали, что нужно соблюдать посты, праздники, быть богобоязненным в отношениях с близкими, что нужно принимать те условия, в которых мы живем, и ко всему относиться как к попущению Божию, не унывать.

- Вам приходилось быть очевидцем случаев, когда за веру люди попадали в лагеря или принимали мученическую кончину?

- У нас такого, как в России, не было. Мы знали, что где-то кого-то арестовывали и сажали, но не больше. На Западную Украину, в Черновицкую область, только отголоски доносились. Хотя на украинской земле притеснения были: закрывали храмы, запрещали ходить в них, совершать Таинства, наказывали увольнением с работы, учебы или другими административными мерами. Но народ хранил веру и жил церковной жизнью - в подавляющем большинстве совершались явно и тайно крещения, венчания, погребения, освящения домов и различные требы, в быту соблюдался круг церковного года.

- Владыка, Вы до семинарии окончили медицинское училище, но потом решили изменить свою судьбу. Почему?

- Родители сказали, что надо идти в медицинское, и я пошел. Мне легко давалось учение, и интересно как-то было. Я даже намеревался продолжать медицинскую практику. Но меня не могли не коснуться обстоятельства времени, в которых я оказался. Еще учась в медучилище, я пришел в местный собор послушать хор и попал на архиерейскую службу. Ничего подобного я в жизни не видел! Тогда Черновицкую кафедру возглавлял Епископ Феодосий (ныне Митрополит на покое), он говорил потрясающие проповеди. Это меня поразило! Понемногу я стал помогать в алтаре, петь в хоре. И это не ускользнуло от внимания руководства училища. Поэтому меня лишили всех полагающихся мне за получение красного диплома привилегий и призвали в армию - на Север, в леса, в стройбат. Родители помолились, благословили своими венчальными иконами, отслужили молебен с акафистом святителю Николаю, и... призывная комиссия в армию меня не взяла. Начали обследовать, оказалось - больное сердце. Позже я отслужил положенное, но уже в более благоприятных условиях, в своем городе, в Черновцах. И служба была как милость Божия, и забыл о сердце. А весь год до следующего призыва я отработал в сельской больнице фельдшером. Меня там приняли с уважением, и я только потом понял, что люди смотрели на меня не просто как на медицинского специалиста, а как на сына священника, как на верующего человека. Я тогда осознал: кем бы ты ни был, главное - твое внутреннее содержание, христианином нужно быть везде. Вот главный урок, который я вынес из той своей фельдшерской практики. К этому времени созрело решение поступать в семинарию. Я все больше тянулся к службам, ездил на праздники в собор, все больше общался с людьми из церковной среды.

Митрополит Сергий с гостями, духовенством и паствой у кафедрального собора во имя мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии. Август 2012 года- Как Вы оказались в Смоленске?

- Пока я служил в армии, туда перевели владыку Феодосия. А мне для поступления в семинарию было необходимо направление от архиерея. Тогда строго было: кто благословил поступать, тот и отвечает за студента. Архиерей, которого назначили на место владыки Феодосия, совершенно меня не знал, поэтому я отправился в Смоленск. Я приехал, с владыкой побеседовал, договорились, что получу от него направление на учебу. Но тут внезапно умирает протодиакон. И владыка мне говорит: «Иди к Божией Матери "Одигитрии", молись и оставайся. Будешь дьяконом здесь». Так я и остался на 12 лет.

- Скучали по родине, по Украине?

- Вначале да. А позже - нет, потому что много служил и выполнял много обязанностей, а главное - жил в ограде храма: тут управление епархии, тут собор, тут моя комнатка. Я даже не ощущал себя на чужбине. И потом, чувствовал, что на то - не моя воля, а Божия, так что ж унывать? Мы, церковная молодежь, жили дружной семьей, искренне служили, и прихожане с теплотой, с любовью к нам относились. По сей день живу благодарной памятью о смолянах. Мы друг друга посещаем - в день «Одигитрии», Смоленской иконы Божией Матери, и на наш престольный праздник святых мучениц Веры, Надежды, Любови и Софии.

- Но позже Вы все-таки получили духовное образование в Московской семинарии. Чем запомнились годы учебы?

- К сожалению, я учился заочно. А первое общение с Троице-Сергиевой Лаврой произошло в 1970 году, когда после окончания медучилища епископ Феодосий взял меня с собой в Сергиев Посад. Мы там были одни сутки, исповедовались и причастились. И в тот приезд Лавра сразу запала в душу - смотрел из окна гостиницы на древние храмы, слышал звон курантов на колокольне, и что-то теплое, умиротворяющее наполняло и утешало меня...

А через три года, будучи диаконом, я поступил на заочный сектор МДС. Во время обучения и поездок в Москву старался подольше растянуть сессию и хоть лишние сутки побыть в Лавре. Тогда я впервые так близко соприкоснулся с монастырской жизнью и живо почувствовал, что это мне даже больше чем родное; не хотелось уезжать.

Но особое благоволение явилось, когда меня привели к духовнику Лавры архимандриту Кириллу (Павлову). Это была величайшая милость Божия, которая через общение с батюшкой, воплощавшим собой милосердие, любовь и отеческое внимание, сохраняла меня в то время, укрепляла, давала опыт духовной жизни и благодатно-радостное общение с братией Великой Лавры.

Визит Святейшего Патриарха Кирилла в Свято-Успенскую Почаевскую Лавру. 5 августа 2009 года- Но Вы тем не менее там не остались, а попросились в Почаев...

- Наше родное село - в восьми километрах от Свято-Успенской Почаевской Лавры. У нас гористая местность, и Лавра - на горе. В часы заката мне часто казалось, что она где-то в небесах парит, как Горний Иерусалим. Когда мы с родителями бывали в Лавре, я смотрел на монахов как на небожителей. И считал это для себя недостижимым. В Троице-Сергиевой Лавре я как-то уже реально соприкоснулся с монахами, они действительно - особые люди. Я мечтал среди них быть, хоть с самого краешка. Но о Почаевской Лавре даже не мечтал: считал, что это дерзко. Наверное, с детства это осталось. И тут вдруг через 12 лет служения в Смоленске потянуло в Почаевскую Лавру. Тогда было очень сложно попасть в обитель, но мне так хотелось, что я даже пытался своевольничать за спиной у владыки Феодосия. Чуть не испортил отношения с ним. Но все сложилось, только когда я смирился и от всего сердца предал себя воле Божией и воле Матери Божией. Приглашение в Лавру пришло на Пасхальной седмице, представляете? И в День Победы, 9 мая 1985 года, по благословению архиепископа Кирилла (ныне Святейшего Патриарха) я покинул ставший родным Смоленский собор и выехал в Почаевскую Лавру.

- Расскажите об этом периоде Вашей жизни. Постриг принимали уже там?

- Да, постриг я принял в Почаеве. Его совершил наместник Лавры архимандрит Марк (ныне - Архиепископ Хустский). И когда он назвал меня новым именем, о котором я даже не смел помыслить, - стало страшно и радостно. Поначалу я даже стеснялся называться именем такого Угодника. И, знаете, только в Почаеве я начал по-настоящему познавать жизнь Церкви. Одну седмицу я служил, а остальные три - нес послушание на клиросе. И вот через это ежедневное богослужение, непосредственно от «А» до «Я», я открыл для себя сокровенные глубины церковного богослужебного круга, который освящает весь быт, всю жизнь монастыря. Исполнение богослужебного устава - главное основание и Церкви, и общества в целом. Я это опытно постиг только в Лавре.

- Через шесть лет, сразу из монастыря, Вы были направлены на Тернопольскую кафедру. Как Вам это далось?

- Тоже за некое непослушание. Это было уже начало церковного раскола на Украине, архиепископ Тернопольский Лазарь был тогда священноархимандритом Почаевской Лавры. И когда начались эти потрясения, его вытеснили сначала из кафедрального собора, затем из последнего храма Московского Патриархата, у него остался только церковный домик, один священник и один диакон. Братья Лавры периодически ездили в Тернополь совершать богослужения в этом домике. Мне так не хотелось ехать, и я молился Матери Божией, чтобы меня не отправили в череду. На череду я действительно не поехал, а поехал - насовсем. Прибыл на кафедру в первый день Великого поста. На первой службе - Покаянном каноне Андрея Критского - меня встретила горсточка людей. И когда я увидел этот народ, который теснился в нашем молельном домике - никто не шелохнется, никакого лишнего звука, - на душе как-то стало спокойно. День за днем, месяц за месяцем я получал урок, как нужно молиться в таких условиях и жить жизнью Церкви. Это был чуть ли не главный урок жизни. А еще один урок - стояние народа в православной вере. Вот это я ощутил здесь, в Тернополе, в этом домике и опять же благодаря молитве братии. Мы служили по уставу, ничего не сокращая. Этой крепкой молитвой была жива и паства. И никто не тяготился, не торопился домой - все молились. И так потихоньку у нас вновь образовался и клир, и клирос, и духовное общинное единство. И люди говорили: только теперь мы начали осознавать, что такое Православие.

Празднование Входа Господня в Иерусалим. 28 апреля 2013 года- Владыка, в чем, по-Вашему, причина церковного раскола на Украине?

- На мой взгляд, причин несколько. Главная, конечно, - крушение власти, которое тогда произошло, связанная с этим вседозволенность, дух национализма и неприязни к советскому строю. Было также ослабление церковной жизни, какие-то уступки униатским традициям, которые сильны на Западной Украине. Например, священники при подготовке к службе и на службе что-то сокращали, где-то торопились - и так форму вроде оставляли, а сути молитвенной не было: угождали человекам, а не Богу. Такой ценой хотели сохранить людей в Церкви. Но этот компромисс себя не оправдал. Потому что, когда народ чувствует, что духовенством потеряно благоговение, он, наоборот, отпадает. Люди тянутся туда, где священники стараются совершать богослужение со страхом Божиим и по уставу. Люди такие вещи тонко чувствуют. Еще одна из существенных причин - мощная поддержка раскола властью. Трагизм этого до сих пор чувствуется. В Тернополе сейчас такое соотношение: 70 храмов разных конфессий, а наш - один. Мы просили больше, но для нас нет места. Получается, что мы на своей земле, на своей родине - чужие. Конечно, Бога благодарим за то, что есть. В советское время тоже был один храм, дело не в этом, главное - чтобы была живая литургическая жизнь. И Господь наш постоянно показывает, что Он с нами. Но жаль народ, который в таком заблуждении. Хотя видно, что они живут благочестиво. Они ревностны, в храм ходят семьями. И думается, что если поменяется ситуация, если будет благоприятная обстановка, если власть будет хотя бы нейтральной по отношению к православным Московского Патриархата, то... Ведь люди здесь искони православные.

- Известен случай, когда митрополит Филарет (Денисенко), еще будучи Предстоятелем Украинской Церкви, пытался Вас сместить с кафедры, а народ просто не отпустил, и Вы остались. Наверное, юридически это было не совсем законно, потому что Вы ослушались Предстоятеля; но действия последнего уже были таковы, что в некоторых храмах священники отказывались его поминать на Литургии. Почему Вы на это решились и были ли у Вас какие-то сомнения в правильности такого поступка?

- Вы знаете, я был полностью готов подчиниться Предстоятелю, провел собрание духовенства, простился со всеми спокойно, назначил дату отъезда в Киев. А люди тем временем ездили к митрополиту Филарету с ходатайством за меня. Но вернулись ни с чем, пришли ко мне и говорят: «Владыка, мы, прихожане, Вас не отпускаем, закрываем дом и двор и будем дежурить». Приезжали ко мне архиереи по поручению Филарета, люди их не пустили ко мне - боялись. Так я остался на кафедре не своей волей. В этом, конечно, милость Божия, потому что совесть моя чиста. А народ доказал свою правоту: это была защита не меня как личности, это была защита Церкви. Я увидел силу народа и его искренность в вере. Я не ожидал такого. Святейший созвал Архиерейский Собор, на котором было доказано превышение митрополитом Филаретом полномочий. Тогда ему пришлось издать еще один указ, возвращающий всех смещенных архиереев на свои кафедры.

- Народ встал на защиту архипастыря... Это обусловлено какими-то национальными особенностями характера? Мне кажется, мы в России разуверились в торжестве справедливости, в возможности собственными силами что-то отстоять...

- В истории Церкви неоднократно бывали случаи, когда людям удавалось таким образом кого-то защитить. Хотя не думаю, что наши прихожане последовали исторической традиции - они просто действовали по велению сердца. И в постреволюционной России в период обновленчества народ вставал на защиту пастырей, исконных православных ценностей! Но, возможно, в России большевистский молох смел все, а здесь люди больше сохранились в вере. Ну и, наверное, немножко темперамент сказался - южане.

- Если посмотреть на хронику событий, возникает ощущение, что активисты раскола действовали вовсе не из-за каких-то богословских заблуждений - это могло бы их хоть как-то оправдать. Миряне, духовенство, священноначалие - они, вообще, были верующие? Если да, то почему произошел этот слом? Почему они стали поступать так, словно совершенно не имели Христа в душе и ничего о Нем не знали?

- Это очень сложный вопрос. Взять даже самого бывшего митрополита Филарета (Денисенко). Мне доводилось с ним служить. Это была недосягаемая величина, мы его уважали, почитали! Когда я стал архиереем, соприкоснулся с ним ближе: он нас время от времени собирал в Киеве и буквальным образом наставлял в вере, укреплял. Его заслушивались. И когда началась против него кампания, я своим прихожанам говорил: «Не верьте этому. Я - не верю». Не мог такого даже допустить. И вот сейчас, когда совершились такие страшные события, я вижу - это для нас всех величайший урок: каким столпом он был в вере и не устоял. Смотрите, как опасно довериться себе, не смириться, где-то возгордиться. Потому что не мы держимся в Церкви, в Церкви нас держит Господь. Ведь эти люди были не такими, и что с ними сделалось?! Помрачение, прелесть греховная, так враг издевается. Сначала мы негодовали, а сейчас просто сострадаем и молимся: ввели специальную молитву за обращение заблудших, еженедельно служим молебны и боимся осуждать, потому что видим, что люди попали под власть лукавого, знаем, как трудно им покаяться и вернуться. Ведь печать раскола, то есть отступления от Бога, - это страшная печать. А нам главное - хранить себя в вере и не возгордиться, ни в коем случае.

Но и благодушествовать, проявляя лживую толерантность, неправильно. Мы не пренебрегаем людьми, не унижаем, не оскорбляем, но называем вещи своими именами: они раскольники. Это проявление любви, ибо мы говорим: «Здесь пропасть, остановитесь!». А если бы так: «Вы знаете, тут какое-то такое географическое место, что на некотором расстоянии может быть в ландшафте...». Простите, но пока я буду это произносить, человек погибнет. Надо поступать по правде Божией, а компромиссом ничего не добьешься. Компромисс уже себя показал. Молимся и надеемся на милость Божию.

Божественная литургия в день памяти святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии. 30 сентября 2005 года- Думаете, раскол преодолим?

- Да, но только через покаяние. Потому что есть в тех приходах искренние люди, которые просто заблуждаются, как апостол Павел на пути в Дамаск (см.: Деян. 9, 3-9). Многое навязывается и формируется средствами масс-медиа. Некоторые люди, конечно, не хотят вникать в эту глубину, живут поверхностно. Но в целом здесь народ благочестивый, богобоязненный, народ ревностный в отношении веры. И мы надеемся, Господь все-таки откроет им правду, и они поймут, что уже близки к Нему, но должны какой-то шаг сделать - самый главный. И еще один очень важный момент - наше собственное поведение и наше благочестие, чтобы другим было ясно: это православные живут! Нужно жизнью своей свидетельствовать о чистоте, о Православии, о благодати, которая с нами. И этот личный пример больше всего поможет.

- Владыка, не могу Вас не спросить о событиях, начавшихся нынешней осенью и получивших название «Евромайдан»...

- К сожалению, у нас происходит все то же самое, только в масштабах области. Ясно, что это провокация - также извне, а наши граждане немного увлеклись и не могут трезво оценить ситуацию, опомниться. Страшно видеть, как враг возмутил людей, что они забыли все святое: и Божие, и человеческое. Забыли, что они - образ Божий; находятся в агрессии, неприязни именно в дни Рождественского поста, когда идет подготовка к встрече Христа Спасителя, от Которого только - и от нашего единения с Ним - и зависит наше будущее...

- Агрессия против епархии проявляется?

- Да. На этих шумных собраниях слышны прямые призывы против Церкви Московского Патриархата. Но, видно, нам это послано, чтобы как-то духовно собраться, усерднее молиться, укрепляться в вере и верности Богу. Мы на каждом богослужении возносим молитвенные прошения о умиротворении распрей и примирении враждующих. Уповаем на милость Божию.

- Владыка, а какие вопросы церковной жизни стоят сейчас наиболее остро? Обсуждается ли на форумах, на конференциях, да и просто среди прихожан, например: как часто надо причащаться, обязательно ли исповедоваться перед каждым Причастием, нужно ли переводить богослужение с церковнославянского на понятный всем современный украинский?

- Нет, потому что люди живут церковной жизнью. Я хочу это еще раз подчеркнуть. Они исповедуются, причащаются, их не надо провоцировать ни на что. У нас стараются свято соблюдать время говения - обязательно несколько дней поста (даже строгого), более частое посещение храма. А о том, чтобы дерзнуть без исповеди подойти к Причастию, - не может быть и речи. Даже к исповеди не подходят, если не слышали молитв перед исповедью. Часто просто исповедуются без Причастия.

В нашей епархии только несколько приходов служат частично по-украински, а в основном по-церковнославянски. Вообще, Причащение без должной подготовки, уклонение от исповеди, изменение устава или реформы богослужения считаются уклонением в католицизм или раскол.

Вы очень правильно подметили, что говорят об этом на форумах. А Церковь живет, и люди живут в ней тем, как сохранить себя после Причастия в благочестии, как подольше после храма это настроение от Литургии не растерять. В советское время причащались редко, а благодатью этой жили долго. Не на форумах, не на страницах масс-медиа - реальной духовной жизнью жили. К сожалению, время от времени появляются некоторые статейки и «необогословские» мнения, возмущающие народ. Возникает спор, но, вопреки расхожему выражению, в споре не рождается истина. Эти вещи извне и искусственно навязаны. Поэтому, я считаю, не надо смущать тот народ Божий, который устоял в вере и сохранил эту веру нам.

«Я увидел силу народа и его искренность в вере»,- говорит Митрополит Сергий и молится, чтобы народ в этом исповедании Православия устоял- Вы говорите об этом с амвона?

- Да, мы разьясняем прихожанам и священникам важность церковной жизни по уставу и предостерегаем от новшеств, которые ослабляют веру и благочестие и лишают благодати, становятся причиной расколов.

Слава Богу, у нас Почаевская Лавра близко, и этот покров мы чувствуем. Авторитет Лавры бесспорен. Меня могут не послушать, а Лавру послушают. Знаете, мы живем динамично, у нас на приходах епархии растет число молодых. В семинарии учатся 170 ребят, на регентском отделении - 120 девушек. А сколько у нас детей в воскресной школе, и какие они хорошие! Самое важное: никто нам не запрещает молиться, никто пока не затворяет наши храмы. Поэтому нам надо укрепляться в вере и утверждаться в церковной жизни. Она освятит все: и быт, и космос, и правителей, и недругов - всех. И, слава Господу, люди стараются жить так. Дай только Бог, чтобы народ в этом исповедании Православия устоял и жил им, помня заповедь Христа: Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам (Мф. 6, 33).
* * *

Митрополит Тернопольский и Кременецкий Сергий (Генсицкий) родился 4 декабря 1951 г. в с. Долиняны Хотинского района Черновицкой области Украины в семье священника. В 1967 г. окончил среднюю школу, в 1970 г. - Новоселицкое медицинское училище. В 1970-1971 гг. работал в Драгинецкой больнице. В 1971-1973 гг. служил в рядах Советской Армии.

15 июля 1973 г. рукоположен во диакона к Успенскому кафедральному собору г. Смоленска. В 1975 г. назначен и. о. секретаря Смоленского епархиального управления. В 1976 г. возведен в сан протодиакона и утвержден в должности секретаря Смоленского епархиального управления.

В 1983 г. окончил Московскую духовную семинарию.

В мае 1985 г. принят в число братии Успенской Почаевской Лавры. 6 декабря 1985 г. пострижен в монашество. В Лавре исполнял обязанности бухгалтера. В 1986 г. возведен в сан архидиакона. В июне 1990 г. назначен благочинным Почаевской Лавры. 28 августа 1990 г. возведен в сан иеромонаха.

В 1991 г. заочно окончил Московскую Духовную Академию.

17 февраля 1991 г. хиротонисан во епископа Тернопольского и Кременецкого.

28 июля 1998 г. возведен в сан архиепископа.

9 июля 2011 г. возведен в сан митрополита.

Фото предоставлены Тернопольской епархией

Журнал «Православие и современность» № 28 (44)
Беседовала Инна Стромилова