Гостевая

Порошенко объявляет о намерении прекратить огонь и в это же время обещает  открыть гуманитарные коридоры. Причем министр обороны Коваль тут же сообщает, что для беженцев будут созданы фильтрационные лагеря, в которых будут проверять на предмет соучастия в «террористической деятельности» и помощи «сепаратистам» не только мужчин, но и женщин. Достаточно знать, как «свидомые» относятся к населению Донбасса, почитать людоедские  комментарии этой публики после ритуального убийства и сожжения людей в Одессе, чтобы понять, как будут встречать в этих фильтрационных лагерях беженцев с востока Украины. «Правосеки» всех «колорадов» и «ватников» считают «ворогами нации». А на Майдане толпу приучили вдохновенно вопить «смерть ворогам!!!». Одесса и Мариуполь подтвердили, что «свидомые» «герои» под истошные вопли «Слава нации!» и «Украина по над усэ!» с огромной радостью и воодушевлением готовы убивать безоружных. Как их предшественники и кумиры «герои нации» Бандера и Шухевич,  нынешние бандерлоги это делать умеют хорошо. Вот только воевать палачи и каратели никогда не умели и не умеют. Не случайно дивизия «Галичина» под Бродами была полностью разгромлена меньше чем за 40 мин. С бойцами Красной Армии сражаться палачи не смогли – это ведь не в Бабьем яру «геройствовать». И нынешние каратели также храбро «геройствуют», расправляясь с безоружными.  Расстреливать раненных в больницах, громить дальнобойной артиллерией и авиаударами жилые кварталы города – это пожалуйста. А воевать с ополчением, вести контактный бой в городских условиях – «кишка тонка».  Поэтому каратели совершают очередные военные преступления. При ударах по Семеновке применяют запрещенные конвенциями ООН боеприпасы – фосфорные бомбы. Это фактически применение химического оружия против мирного населения.

Нет никаких сомнений, что гауляйтер Порошенко под разговоры о мире и прекращении огня, поставил задачу карателям добиться хоть какой-то победы над восставшим Донбассом. И главный удар этих палачей, вероятнее всего, будет направлен на Славянск. Похоже, решено снести Славянск с лица земли, используя авиацию, тяжелое вооружение, фосфорные бомбы, а, возможно, и химическое оружие. Киевские каратели уверены в том, что получат от «мирового сообщества» индульгенцию, какие бы военные преступления не совершали на земле Донбасса.

Поэтому Порошенко и объявляет о неких гуманитарных коридорах – чтобы с «чистой» совестью затем объявить о том, что все мирное население из города вышло, а остались в Славянске лишь «террористы» и «сепаратисты».

На самом деле, настоящие террористы – войска киевской хунты.  Именно киевские каратели проводят акции устрашения, пытаясь запугать, сломить народ  востока Украины, не пожелавший смириться с участью людей второго сорта по сравнению со «свидомыми» галичанами. Террористы всегда пытаются устрашающей жестокостью сломить волю противника, чтобы добиться неких политических целей. Что мы с вами  и наблюдаем на Украине после государственного переворота. В ответ на желание народа юго-востока страны строить федеративное государство, на восток были направлены боевики «правого сектора», чтобы  коктейлями  Молотова, битами, ножами и огнестрельным оружием, как было принято действовать на Майдане, убедить своих оппонентов отказаться от идеи федерализации. Именно «правосеки» в Харькове первыми открыли огонь из автоматического оружия  по своим противникам, убивая людей. Ярош обещал развязать террористическую войну в Крыму, бандерлоги готовили «поезда дружбы» для отправки в Севастополь. Все эти годы «свидомые» орали: «Крым будет украинским или пустыней».   «Вежливые люди» и моментально организованное народное ополчение крымчан не позволили им залить кровью полуостров. Но зато в Одессе и в Мариуполе 9 мая «свидомые» сумели провести показательные акции устрашения.

Мы должны называть вещи своими именами – киевская хунта во главе с «законно избранным» гауляйтером-олигархом -  самые настоящие террористы. Такие же террористы, как те, кто захватывал «Норд-Ост» и убивал детей в Беслане. И атрибуты государственности нынешней «нэзалэжной» и «самостийной» Украины не должны скрывать от нас правду. На Украине у власти находятся военные преступники, которые сознательно осуществляют геноцид народа Новороссии. Террористы, используя тяжелую военную технику и боевую авиацию, совершают массовые убийства мирного населения, в том числе женщин и детей.  

Киевские каратели все это время держат в заложниках женщин и детей Славянска. При этом в осажденном городе отключили воду и электричество. Вода и свет в Славянске именно отключены киевской властью, а не исчезли вследствие аварий. Это сознательное провоцирование гуманитарной катастрофы. При этом Киев распространяет ложь о том, что «сепаратисты» якобы прикрываются мирными жителями. Но за все долгие недели, т.н. «антитеррористической» операции киевской хунты, каратели не только не предложили устроить коридоры для выхода мирных жителей, но всячески препятствовали выходу населения из Славянска. И если хунта заявляет, что жители Славянска стали заложниками «террористов-сепаратистов», то в этом случае одной из главных задач операции должно было стать освобождение заложников из «лап террористов». Однако многие жители Славянска свидетельствуют о том, что их машины и автобусы заворачивали на блок-постах нацгвардии, не разрешая выехать из города. Или же в это время  открывали интенсивный артиллерийский и минометный огонь, препятствуя эвакуации мирного населения. С огромным трудом из осажденного города удавалось вывозить детей. В чем смысл такого поведения карателей? Просто желания отомстить населению города, которое поддерживает бойцов народного ополчения?

Не только. Хунта желает показательно покарать жителей Славянска. Поэтому и громят жилые кварталы артиллерией и минометами, а сейчас и РСЗО «Град» пустили в ход. На праздник Святой Троицы снаряд прилетел в купол храма, в то время, когда еще не закончилось праздничное богослужение. Корректировщик неумело сработал или расчет орудия? Да нет, каратели еще раз показали свое отношение к Православной вере. Вспомним – карательная операция начиналась на Вход Господень в Иерусалим. Первые жертвы палачей – вероломно расстрелянные на блок посту у Славянска в ночь Светлого Христова Воскресения безоружные местные жители. Убитый священник отец Павел. Сожженная палатка-часовня на Куликовом поле, растоптанные при этом и поруганные иконы. И таких свидетельств много. Объяснить это можно тем, что во главе киевской хунты стоят враги Православной Церкви – униаты и сектанты. Но снаряд, поразивший в праздник Святой Троицы купол храма в Славянске, должен был убедить жителей: везде достанем. Били по детским садам и больницам, методично расстреливают жилые дома, а теперь и по храму ударили. Каратели показывают жителям, что  готовы снести Славянск с лица земли – вместе с храмами, больницами и детсадами. Как говорят «правосеки» - «после победы зальем Славянск бетоном». Страшная участь Славянска должна устрашить жителей всех остальных городов восставшей Новороссии. Славянск сегодня стал символом сопротивления народа Донбасса киевской хунте. И поэтому на город будет обрушена вся мощь стянутой огромной группировки войск фашистских карателей.

Неужели Россия по-прежнему будет надеяться, что  предотвратить гуманитарную катастрофу в Славянске и массовую гибель мирного населения смогут некие представители ОБСЕ? А в это время на наших глазах фашистские каратели будут сносить город с лица земли.

В том противоборстве России с «фашистской силой темною, с проклятою ордой», которое сегодня идет на земле Донбасса, Славянск может стать для нас или «донецким Сталинградом», или Брестской крепостью Новороссии. Защитники Сталинграда удерживали узкую полоску земли на берегу Волги, но за Волгой была Россия. Из-за Волги по врагу била наша артиллерия, переправляли боеприпасы и пополнение героям Чуйкова, Родимцева, Людникова. А в это время Ставка сосредотачивала силы для сокрушительного удара по врагу.

Герои Брестской крепости бились в полном окружении, без боеприпасов, ценой жизни добывая воду для раненных. Они вынуждены были приказать выйти из крепости своим женщинам и детям, которых фашисты немедленно отправили в свои «фильтрационные» лагеря. Герои Бреста сражались до конца. И в подвиге героев Брестской крепости и героически сражавшихся пограничных застав был залог будущей Великой Победы. Фашисты все же овладели развалинами героической крепости. Мы освободили не только город Брест, но овладели Будапештом, Познанью и Кенигсбергом, взяли Берлин. Но перелом в войне наступил в Сталинграде.

Я не знаю, как сложится судьба города-героя Славянска. Понимаю, что война – дело страшное и тяжелое. На войне бывают не только победы, но и временные поражения, иногда приходится отступать. Но, как и вся Россия сегодня, надеюсь, что Славянск должен стать в этой войне с фашистами донецким Сталинградом. Твердо знаю только одно, как бы  ни складывались обстоятельства, какой бы тяжелой ни была обстановка, как бы ни наседал на нас враг в этой, пока еще открыто не объявленной войне, которую ведут против России, победа будет за нами. Чудо Русской истории – врагу кажется, что вот-вот, еще немного усилий и удастся Россию добить, ведь такую силу против русских сосредоточили! А глянь – и пропал швед под Полтавой, идет Русская гвардия по Парижу, развевается Знамя Победы над рейхстагом. Напрасно решили «мудрецы века сего», что в 1991 разрушили Российскую державу, а после этого Россию и русских только добить осталось. Чудо Русской истории – Покров Царицы Небесной над Русской землей, молитва Архистратига Михаила и Всех Святых в земле Российской просиявших. Будем молить Господа и Пресвятую Богородицу о русских воинах – воеводе Игоре с дружиной, защищающих славный город Славянск от фашистской нечисти, о мирных жителях, оказавшихся под ударом карателей. Будем молиться о всех ополченцах, ставших на защиту своей земли, о  героях добровольцах, отправившихся на помощь Новороссии, о  семьях, родных и близких. И обо всех погибших героях. Помогать сегодня, кто чем может, сражающейся Новороссии. Нам всем предстоит еще  очень много работы.  Это только начало противостояния России и либерального фашизма. И мы должны быть готовыми к тому, что для Победы над врагом необходима прежде полная духовная мобилизация народа. Очень многое зависит от Русской Православной Церкви, от православных христиан. Время расслабленности и «розового» благодушного либерального христианства с рассуждениями о «гуманности и общечеловеческих ценностях» прошло. Это наша война. Война со сбросившим маску либеральным фашизмом, жестоким врагом, в очередной раз желающим сломить Россию. Но мы знаем - «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!»

Да воскреснет Русь Святая молитвами Святых Царственных мучеников и всех Святых, в земле Российской просиявших, и расточаться врази ея!

Пресвятая Богородица спаси нас!    

Виктор Саулкин, обозреватель радио «Радонеж», главный редактор сетевой газеты «Московские ведомости»

Я задумал эту статью давно, когда услышал о том, как в Норвегии у русской женщины отобрали ребенка за то, что она в сердцах, выговаривая ему за что-то на улице, выкрикнула классическое «Я тебя убью!». Это было воспринято на полном серьезе как угроза жизни и здоровью ребенка. Какой-то «добрый человек» об этом донес, а другие «добрые люди» довели дело до логического, как им казалось, конца и оставили мать без ребенка… Меня тогда именно поразило бесчувствие, неумение правильно оценить ситуацию и внутренние мотивы происходящего, поразила, если угодно, тупость еврочиновников, воспринимающих жизнь в плоском измерении примитивного буквализма.

Кадр из ролика. Кадр из ролика.
    

И вот появился еще один случай, теперь уже в нашем отечестве… Тревожный звоночек, заставляющий говорить о подобном нечувствии и «добропорядочной» жестокости как о проблеме, коснувшейся в полной мере и нас. Но, с другой стороны, это повод поговорить и о необходимости воздержания от гнева, об ответственности за свои слова.

Я начал писать этот текст, еще не зная, какой резонанс вызвал в обществе этот, как говорят сейчас, «информационный повод». Я еще не знал, что на ту же тему прошла передача «Пусть говорят». Просто я увидел по телевизору «рядовой» сюжет, один из тех, что постепенно приучают нас к этому самому бесчувствию и «оправданной» жестокости. Сюжет такой. Юноша идет за женщиной с ребенком лет четырех и снимает их на камеру мобильного телефона. Женщина в гневе на ребенка, ругает его за что-то, отвешивает пару подзатыльников и кричит: «Здесь одна алкашня ходит… Я тебя на органы, мразь, сдам!» Уж не знаю, чем ее ребенок так достал, но в данном случае это и не важно. Ясно, мать, что называется, «сорвалась» и причина у нее для этого срыва, очевидно, была весомой.

Тут она замечает идущего за ней юношу с камерой и набрасывается на него с руганью. Всё. Конец сюжета. Итог – против мамочки возбуждено уголовное дело, ей грозит два года тюрьмы. Детей (а у нее их двое), вероятно, ожидает детский дом. Павлик Морозов торжествует. Занавес.

Я, честно говоря, просто одеревенел… И знаете, отчего? Именно от обыденности происходящего… от того, что событие, в общем-то рядовое, хоть и неприглядное, с легкостью и ничтоже сумняшеся трактуется как весомый повод для разрушения целого мира – мира чужой семьи, этого малого космоса, если не Церкви.

Да послушайте! Давайте не будем лицемерить, по крайней мере, друг перед другом. Мы ведь все прекрасно всё знаем и понимаем. И в частности то, что миллионы мамочек, всем сердцем, до самозабвения, до дрожи любящих своих драгоценных чад, тем не менее кричат на них и даже несколько раз на дню, а иногда и невероятную околесицу вроде: «Я тебя убью… я тебя по стенке размажу… ноги повыдергиваю… на органы сдам…» И еще что угодно – какой угодно бред, служащий на самом деле не чем иным, как способом выразить чрезвычайную, высочайшую степень своего возмущения и гнева. А еще – страха за них и любви, как это ни странно звучит! Да, если угодно, это определенный феномен, когда самые ужасные угрозы, самые фантастические и чудовищные обещания не означают на самом деле ровным счетом ничего кроме одного: «Да начни же ты, наконец, слушаться! Потому что я люблю тебя, переживаю за тебя и очень хочу, чтобы ты стал человеком!» Вот и всё. Именно что всё – ни больше ни меньше. И только идиоту, простите, придет в голову трактовать все эти метафоры и гиперболы как реальные угрозы в адрес кого бы то ни было. И только инфантильному юнцу придет в голову такие реплики подслушивать, высматривать, записывать их на телефон с тем, чтобы выложить потом в Ютубе… И при этом он еще будет считать себя рачителем нравственности и благопристойности! А что этот «рачитель» посматривает в своем компе и на своем айпаде, так сказать, «втихаря»? Каковы его реальные отношения с окружающими его людьми? О чем он мечтает в тайниках своего сердца? Об этом он не хочет снять «честный» фильм? И выставить его на всеобщее обозрение?!

Впрочем, и выставляют уже такое, что ни в какие ворота не лезет, но что развращенным «общественным мнением» всё более считается уже если не нормой, то, во всяком случае, допустимым разнообразием. Одного только подобный пакостник-хроникер не станет выкладывать о себе – того, за что его могут привлечь к ответу, наказать, прищучить. И в этой избирательности подленькой, но просчитанной и проглядывает вся его лукавая суть. Откуда в тебе это, мил человек? – хочется спросить. Или тебя самого мать в гневе никогда не называла словами жестокими и грубыми, не грозила она тебе карами, которые, как ты знал – ведь знал же, сознайся! – не имеют к реальности никакого отношения, а только свидетельствуют о том, что мама твоя не равнодушна к твоей судьбе, к тому, каким ты вырастишь человеком? И от бессилия своего, может быть, что-то исправить в тебе она срывалась иногда в крик. И разве ты не знал, не чувствовал, что это тоже есть любовь, любовь птицы, крыльями своими стремящейся защитить птенца от грядущих, но не видимых, не понятных ему пока бед?

Если ты не знал этого ничего, то у тебя, должно быть, не было матери, а если была, то она, вероятно, являла собой образец выдержки и терпения. Что ж, честь и хвала ей за это. Но люди все разные, разве не знал ты об этом? И если ты, «благородный шпион», позволяешь себе с садистским злорадством «ловить за ухо» взрослую женщину, мать двух детей, то будь уверен, найдется и тот, кто и тебя поймает так же в самый неподходящий и неприглядный для тебя – именно для тебя – момент.

У классика отечественной литературы Ивана Александровича Гончарова есть роман «Обыкновенная история». И в этом романе выведены третьестепенные, но весьма примечательные для нас персонажи: пожилая ключница Аграфена Ивановна и ее возлюбленный – камердинер Евсей, тоже мужчина в возрасте. Это, конечно, иной сюжет, чем отношения родителей с детьми, но и у этой пары классик точно подметил одно наше, российское свойство – выражать самые возвышенные чувства совершенно не теми словами, которыми их следовало бы выражать.

Вот, например, как разговаривает ключница Аграфена с Евсеем тогда, когда сердце ее разрывается от любви и боли из-за предстоящей долгой разлуки:

«Евсей сидел молча и сильно вздыхал. Аграфена, насупясь, суетилась по хозяйству. У ней горе выражалось по-своему… Пуще всего, кажется, она сердилась на Евсея.

– Аграфена Ивановна!.. – сказал он жалобно и нежно, что не совсем шло к его длинной и плотной фигуре.

– Ну что ты, разиня, тут расселся? – отвечала она, как будто он в первый раз тут сидел. – Пусти прочь: надо полотенце достать.

– Эх, Аграфена Ивановна!.. – повторил он лениво, вздыхая и поднимаясь со стула и тотчас опять опускаясь, когда она взяла полотенце.

– Только хнычет! Вот пострел навязался! Что это за наказание, Господи! и не отвяжется!

И она со звоном уронила ложку в полоскательную чашку…

– Прощайте, прощайте! – с громаднейшим вздохом сказал Евсей. – Последний денек, Аграфена Ивановна!

– И слава Богу! пусть унесут вас черти отсюда: просторнее будет. Да пусти прочь, негде ступить: протянул ноги-то!

Он тронул было ее за плечо – как она ему ответила! Он опять вздохнул, но с места не двигался; да напрасно и двинулся бы: Аграфене этого не хотелось. Евсей знал это и не смущался.

– Кто-то сядет на мое место? – промолвил он, всё со вздохом.

– Леший! – отрывисто отвечала она…

– Аграфена Ивановна! – робко сказал Евсей немного погодя.

– Ну, что еще?

– Я ведь и забыл: у меня нынче с утра во рту маковой росинки не было.

– Только и дела!

– С горя, матушка.

Она достала с нижней полки шкафа, из-за головы сахару, стакан водки и два огромные ломтя хлеба с ветчиной. Всё это давно было приготовлено для него ее заботливой рукой. Она сунула ему их, как не суют и собакам. Один ломоть упал на пол.

– На вот, подавись! О, чтоб тебя… да тише, не чавкай на весь дом.

Она отвернулась от него с выражением будто ненависти, а он медленно начал есть, глядя исподлобья на Аграфену и прикрывая одною рукою рот».

Ну, и так далее всё в том же духе.

Здесь всё, конечно, сглажено и литературно оформлено, но ведь черта эта наша исконная как точно схвачена: то, что слова наши подчас совершенно не о том говорят, о чем можно было бы подумать, и даже часто прямо противоположное. Вот ведь удивительно! Я не говорю сейчас, хорошо это или плохо, но это несомненная данность, факт, с которым всё-таки надо же как-то считаться, если мы хотим понять и разобраться в действительных отношениях между людьми, будь то муж и жена или родители и дети. Если мы хотим разобраться в их отношениях, а не использовать слова, пусть даже резкие и грубые, для того, чтобы самим совершить зло куда большее, чем эмоциональное и пылкое выяснение отношений. А зло несомненное мы совершаем тогда, когда под видом блюдения нравов разрушаем отношения между мамой и ребенком – отношения, которые в тысячу раз важнее всех наших лукавых сентенций и которые мы должны бы на самом деле всеми путями поддерживать и оберегать, а не разрушать.

Да, у нас часто слова и внешнее поведение не соответствуют истинным чувствам. И судить по этим словам о действительных отношениях, намерениях и планах людей решительно невозможно. И даже странно, что об этом приходится еще говорить, приходится объяснять кому-то. Но приходится, потому что подрастает племя новых Павликов Морозовых, готовых под видом благочестия влезать в чужую семью, разрушать то, о чем они, похоже, и понятия не имеют, хоть это и странно. Потому что складывается ощущение, что сами они родились и жили не в нормальной семье, а в каком-нибудь инкубаторе. А если так, то – поздравляю вас, мы семимильными шагами идем к победе либерализма, плоского, как листок бумаги, лишенного глубины духовного измерения, но рядящегося в тогу праведности. Приближаем диктатуру так называемых «общечеловеческих ценностей», за красивым фасадом которых стоит лицемерие и о которых лучше и не скажешь, как словами Ф.М. Достоевского: «Видите ли-с, любить общечеловека – значит наверно уж презирать, а подчас и ненавидеть стоящего подле себя настоящего человека».

Вполне благополучный юноша, в свои 27 лет, очевидно, не отягощенный семейными обязанностями, идя в кафе, вдруг увидел возмущенную женщину… да, матерящуюся… да, дающую подзатыльники своему ребенку… И вот тут я хочу сказать одну вещь, может быть обидную для этого самого юноши, но важную. Если бы он в свои 27 лет был не инфантильным юношей, а мужчиной – он нашел бы, вероятно, другие слова… другие именно потому, что понимал бы уже, как непроста бывает жизнь и как особенно непросто в этой жизни бывает матерям. А может быть, и хватило у него чутья для того, чтобы, помолившись за эту женщину, промолчать… именно чутья, потому что разные бывают ситуации и правильно распознать каждую из них помогает, как это ни странно звучит, именно чутье, которое вырабатывается не иначе, как только когда человек имеет перед глазами своими тот или иной образец поведения, если угодно – идеал, к которому он стремится. И без этого внутреннего образца, идеала жизнь человека попросту невозможна. То есть весь вопрос здесь в том, что это за идеал, и это вопрос очень серьезный, потому что этот идеал выстраивает и определяет систему нравственных координат, образует внутренний строй человека. И именно стремление соответствовать этому образцу вырабатывает то самое «чутье», которое одному не позволит подслушивать и подсматривать за страданиями других людей затем, чтобы сделать из этого шоу, а другому позволяет это сделать без зазрения совести и благополучно превратить драму в трагедию, считая притом, что он совершил полезное и благое дело.

Системы координат разные, господа! Внутренние настройки, закваска, если угодно. А если говорить прямо – наличие или отсутствие веры в Бога. Причем речь идет не о вере «вообще», а о той вере, которая говорит о необходимости подражания Богу, о сознательном и последовательном следовании за Ним. Либеральная система ценностей тем и опасна, что она образцом, идеалом своим видит человека грешащего беспробудно и безнаказанно. Эта установка на безнаказанность многое позволяет понять и в поведении либерально настроенных активистов, благие намерения которых служат орудием разрушения жизни именно в силу утраты глубины измерения этой жизни. Но безнаказанным с их точки зрения должно оставаться только то, что не считается грехом в системе либеральных координат, даже если это – мерзость в очах Божиих. Всё же, что так или иначе противится этой системе, должно жестоко караться. Европейская ювенальная юстиция исходит из того, что шлепки и подзатыльники – недопустимое средство воспитания и достаточная причина для изъятия детей из семьи. Но при этом она без всяких «шлепков» наказывает семьи в худших традициях средневековой инквизиции. То есть наказание, сам принцип наказания сохраняется и используется по полной программе, только это новый, «бесконтактный» стиль, и обслуживает он иную модель общества – либеральную.

Причем либеральный активист выступает в качестве гениального теоретика, вроде того, который, не выходя из своего офиса, решает, что неплохо бы, например, проучить Сирию, потому что ее президент Башар Асад – «плохой парень». Удивительно, но глубина подхода примерно одинаковая, как примерно одинакова разница между теоретическим представлением о жизни и самой жизнью.

И еще – замечание по поводу обсуждения сюжета в передаче «Пусть говорят». Когда взрослый, адекватный человек, мужчина задает женщине – одинокой, без работы, воспитывающей двоих детей – дурацкий, простите, вопрос: почему она срывает гнев на своих детях? – мне хочется спросить: он что, из консервной банки вылупился? Или это еще один «теоретик» из тех, «правильных», которые потому только правильны, что изящно избегают всяких затруднительных для них обстоятельств жизни, связанных неизбежно с ответственностью?.. Он что, не гневался никогда и не «срывал» свой гнев на ком-либо? Да, он скажет, вероятно – срывал, но не на детях ведь… Да так ведь именно потому и не на детях, что он или не видит их вовсе, или общается изредка и не слишком отягощает себя «хлопотами» длительного общения с ними. Согласен, приятно поиграть с ребенком, когда ты в прекрасном расположении духа и когда есть в чьи надежные руки его потом передать. А когда ты с ребенком день и ночь рядом… и один… и без работы… и без поддержки близких… И еще – давайте оставим сказки о том, что все детки без исключения – ангелы… Да, бывают дети спокойные, покладистые, но бывают и дети трудные, и трудные настолько, что любой «нордический теоретик» из тех, что так пафосно возмущаются, через неделю жизни с таким ребенком рвал бы на голове волосы и кричал в отчаянии: «Я больше так не могу!» И боюсь, что это не преувеличение. Больше того, как священник скажу, что таких детей – неуравновешенных, нервных, неуправляемых – всё больше и больше…

Как мы легко судим о других, не зная, как бы мы повели себя на самом деле, оказавшись хотя бы в приблизительно подобных условиях.

Однозначно: нельзя ругаться при детях матом. Нельзя! Но мы все, к сожалению, в жизни делаем много такого, что делать нельзя, причем все – в той или иной степени. Жалеем об этом, каемся, опять согрешаем… Плохо это, согласен. Но еще хуже сажать за решетку людей за их срывы и недостойное поведение, если оно не является опасной нормой и не угрожает жизни других. Нельзя большим злом исправить меньшее. Это бесовская и лукавая тактика, цель которой на самом деле не улучшение жизни, а ее разрушение.

Так чего же не было под нашим, российским солнцем, в приложении к нынешней ситуации, раньше? В чем, так сказать, острие момента? Подзатыльников отвешено за прошедшие столетия предостаточно; матом при детях, увы, не то что ругаются, а просто разговаривают целыми областями и регионами и – опять же, увы! – не считают это зазорным. «Ноги повыдергивать» обещали в количествах немереных, но дети, несмотря на подзатыльники, матюги и угрозы, росли и вырастали… разными: и добрыми, и злыми. Так чего же не было? А не было лукавства в таком масштабе, как сейчас. Лукавства, когда под видом заботы о детях – именно под видом, как волки в овечьей шкуре, – всё более внедряются в нашу жизнь «благородные» разрушители семейств, опьяненные новыми веяниями настолько, что создается впечатление, будто им самим повыдергивали в детстве – только не ноги, а способность мыслить и чувствовать самостоятельно. И вот это, кажется, самое страшное. А еще появился «креативный класс» теоретиков, которые зачастую сами жизни не знают, зато судят обо всём «с видом знатока», да еще и вооружившись видеокамерой – этим «всевидящим оком» Большого брата.

С другой стороны, святые отцы единодушно говорят о том, что гнев «законно» может быть обращен только против греха в самом человеке, против греховных прилогов, отвергая которые человек учится противиться злу в самом себе. В этом предназначение гнева. Обращать же свой гнев на других людей – это грех, который может перерасти в страсть гневливости, ярости, а от этой страсти случаются многие беды. Так же и сквернословие совершенно недопустимо с точки зрения Православия. Апостол Павел прямо говорит: «Никакое гнилое слово да не исходи из уст ваших» (Еф. 4: 29). Тем более «гнилые слова» недопустимы в присутствии детей. Но вот что хочется сказать по этому поводу. И правильное отношение к гневу, и знание о нем, как и о любой другой страсти, с детства, умение противиться греху – это первоочередная задача христианского воспитания и вопрос чрезвычайной важности. И другого пути исправления наших нравов, преображения нашей жизни, кроме как терпеливого и долгого пути воспитания, – нет.

Другие методы – это методы репрессивные, и они тоже нужны, но прежде всего в тех случаях, когда окружение ребенка действительно угрожает его здоровью и жизни. А чтобы разобраться в реальной ситуации и оценить ее не плоско, а объемно, думаю, опять же нужны христианский подход, христианское измерение жизни и – прежде всего – люди, живущие по-христиански. А вот этого нам как раз больше всего и не хватает.

***

Когда я дописывал эту статью, ранним утром дома у меня произошел небольшой инцидент. Жена собирала младшую дочку в школу. И тут выяснилось вот что. Погода в последние дни стоит прохладная, дождливая, и вот Лена одну курточку дала дочке, а та ее оставила в школе, потом другую – она и ту оставила, потом третью – с тем же результатом. И теперь Лена отправила Ксению в школу без курточки. Сказала: «Пойди и принеси то, что оставила». Школа у нас совсем рядом – в ста метрах от дома, но Лена стоит у окна и переживает: как там Ксюня… а вдруг простудится… А с другой стороны, как ее учить, не наказывая… ну как?.. И вот, размышляя обо всём этом, она заваривает пакетик чая и почти машинально читает то, что написано на бирочке. А там написано:

«Лучший способ воспитать хороших детей – это сделать их счастливыми».

Замечательные слова! Проблема только в том, что сказал их еще один из «великих теоретиков», на практике разрушивший свою семью, сделавший своих детей несчастными и умерший в глубоком разладе с собой и миром, – печальный гомосексуалист Оскар Уайльд.

И еще… Вы знаете, с точки зрения веры ничего не бывает случайного, и то, что этот эпизод с площадной бранью матери… с ее страхом за своего ребенка… с этим юношей, снимающим свое кино «о том, как не надо», – всё это обнажает реалии нашей жизни, жизни, из которой всё более уходят понятия человеческого тепла, элементарного сочувствия, способности к состраданию. Жизни, которая всё более теряет человеческие черты, может быть потому, что все мы теряем веру в Бога, рассказавшего и показавшего нам Своим примером – как надо жить. Давайте эту веру не терять. Это в наших силах.

Священник Димитрий Шишкин

На первый взгляд, да. В Раю Адам и Ева трудятся, хотя это особенный труд, не связанный с негативными переживаниями. «И взял Господь Бог человека, которого создал, и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать и хранить его» (Быт. 2, 15). После грехопадения труд становится уже чем-то вроде воспитательного средства: паши в поте лица и, как говорится, почувствуй разницу...

Даром человеку теперь ничего не даётся. Всё, что доставляет телу питание, тепло и уют, добывается напряжённым усилием. С течением времени зарождается культура труда, поэтика труда. Труд из проклятья и тяжкой ноши получает значение положительной ценности, ибо ему человек обязан выживанием.

"Сизифов труд"

Указывают на психолого-этическую ценность труда - «труд облагораживает». В условиях, когда у человека нет необходимости трудиться, его скоро затягивают апатия и лень. Пример этического парадокса являет «трудолюбие». Хорошо не просто - трудиться, хорошо и правильно - любить труд. Вот он, образ человека как нравственного существа, обретающего удовлетворение в самой драме жизни, в самопреодолении.

В философии стоиков и в христианских аскетических практиках труд - это духовное средство. Вместе с молитвой он очищает душу и возвышает к истине, к Богу. «Возлюби труд, - учил преподобный Антоний Великий, - он, в соединении с постом, молитвой и бдением, освободит тебя от всех скверн. Телесный труд доставляет сердцу чистоту; чистота сердца служит причиной того, что душа приносит плод».

Совсем иной образ мы находим в Новое время: труд как способ для человека доказать самодостаточность. В понятия о труде проникает порча, трудовой пафос перерастает в пафос утверждения своего «я», подчинения сил природы. В протестантской морали преуспеяния народы работают в интересах буржуазии, марксистская теория пускает огромные человеческие усилия в постройку идеологического колосса. Хорошо ли для христианина в данных условиях - много работать? Результаты работы отчуждены, падают в копилку отнюдь не богоугодного свойства. Прообраз этого уже был в истории: строительство Вавилонской башни.

Правильно ли много работать сегодня, во времена, когда мы уже не изобретаем perpetuum mobile и не возводим корчагинского светлого завтра? Работа - новое "наше всё", принцип наиболее простой и удобной организации во времени и пространстве. Удобной, но для кого и зачем?

Ежедневно, в течение длительного времени в моем дворе бабушка прогуливалась с внучкой. Ребеночек был совсем ещё крохой. Мама, знакомая мне молодая особа, появлялась редко. "Работает, нагрузка большая", - поясняла бабуля и как бы сочувственно вздыхала. За этим следовали сетования на дороговизну жизни, рассказы о хорошем месте бухгалтера в фирме и способностях дочери, из-за которых её ценит начальство.

С течением времени, пока малышка вставала на ноги и училась произносить фразы, в окнах квартиры засверкал пластик, а из мебельного фургона грузчики вынули и подняли наверх кухонный гарнитур и бытовую технику. Бабушка переменилась. На прогулках она выглядела экспертом, говорила чинно и в нос, как бы поневоле снисходя к коллегам по выгулочному цеху.

- Что-то тебя не видно, - бросил я однажды пробегающей мимо бухгалтерше, - прелестная у тебя дочка растет.

- Да, - отвечала она, - работы невпроворот, сижу вечерами.

- А чего делаешь? Коммунизм строишь? - подтрунил я.

- Нет, - рассмеялась она, не проникая впрочем в иронию, - Сейчас годовой отчет, а перед этим налоговая. В общем, голова идет кругом...

Эта сценка не идёт из моей памяти, когда я слышу о проблемах работы и заработка. В том числе и из уст людей православных. Моя мать, вероятно, перечеркнула себе жизнь, отказавшись идти на повышение и оставшись на скромной должности детсадовского воспитателя с 90 рублями. Зато на полдня...

Последнее - возможность проводить время дома - было аргументом и очень весомым. Подумать только, в наши дни это может вызвать ужас: половину времени в доме! Общение с детьми, уроки, домашние дела, уборка, готовка, посуда... Основное преимущество работы как раз в том, чтобы не приходилось думать ни о чём больше. Я на работе и - баста! Я делаю то же, что делают все остальные.

Думаете, отчего нам так сложно дается рождение детей? Откуда потом все проблемы со школой? А почему даже в морозный январь старые лыжи остаются задвинуты на глубину антресолей? И приходская жизнь отчего замирает с воскресным отпустом? Правильно. Все потому, что все упомянутые вещи крайне вредны и противопоказаны:

а) для работы;

б) для отдыха после нее.

Я не собираюсь преуменьшать ценность общественного труда и рисовать пасторали. Прекрасен порыв учёного и конструктора, исполнены благородства служения врача и учителя. Сам автор данных строк наверняка не сделал бы многого без профессионального увлечения, так что свеча в одиноком окне, бывает, не гаснет до утра. Однако, "работа" как феномен общественного сознания, как социологический маркер - это нечто особенное. Преимущественная самоидентификация по полу, профессии и служебному положению неоднократно отмечалась социологами. "Работа" есть центр и скрепа; место, через которое, как через символическую пуповину, современный человек прикрепляется к жизни, воспринимает действительность, обменивается с нею энергиями. "Работа" теснит дом, родных и друзей из числа жизненных приоритетов. От "работы" как от базовой категории современный человек исчисляет жизненные пропорции; вне отнесения себя к конкретной вакансии-должности он ощущает себя пораженным, дезориентированным, стоящим как бы вне существующего миропорядка.

На практике смещение акцентов выглядит так, что семья из провинции в поисках работы готова уехать в столицу, в перспективу, исполненную рисков, но не решает вопрос занятости на своей малой родине тем или иным способом, опираясь на обжитое место и налаженные связи. Нередки примеры, когда в семьях, не испытывающих материальных затруднений, женщина отправляется на работу, оправдывая это теми или другими причинами. Хотя настоящая причина проста: без работы не знаешь, что делать... У себя в доме, на своей территории наш современник оказывается неспособен как следует развернуться душой, ощутить себя в роли ответственного лица, творца и хозяина. Домашнюю роль не поставишь в один ряд со служебной. В доме я кто? Кухарка и поломойка? Забиватель гвоздей и сантехник? А там я - начальник отдела! Сравнения, как говорится, излишни...

Чем же чревато подобное положение и почему нельзя удовлетвориться тем, каким образом в настоящий момент решаются вопросы о заработке и занятости?

Первое неприемлемое - это, конечно, "самоидентификация через работу". Печально видеть, когда мирская табель о рангах переносится и на церковную реальность. Волей-неволей мы привыкаем к тому, что человек, приезжающий к храму на дорогой автомашине, считается более благополучным и состоявшимся, нежели многие. Волей-неволей в компании собратьев мы опускаем разговоры о вере и предпочитаем мирские темы, в которых важнейшую роль играют работа и приобретения.

Второе, что должно настораживать, касается роли "работы" как универсального заменителя остальных типов активности - активности церковной, духовно-аскетической, познавательной (интересует лишь то, что относится к специальным профессиональным типам знаний), педагогической (нет желания заниматься воспитанием и вообще уделять время детям), домостроительной, общенческой, мастеровой, помогающей (не хочется овладевать навыками, принимать участие в типах деятельности и поручениях вне рабочего «функционала»). Редко, когда человек думает о служении и деле жизни. Почувствовав вкус к карьере, православные, увы, перестали искать особых путей, а стали просто «ходить на работу», довольствуясь общим ощущением занятости и материальных возможностей.

Для Церкви было бы странно возражать против стремления к большему благополучию. В каждом примере замучишься объяснять: чем вредна для души замена изношенных "Жигулей" на новенькую иномарку. Пожалуй, в смене "Жигулей" нет ничего предосудительного, когда перед нами стоит четкое представление о христианской жизни, а жизнь в семье, церковной общине наполнена, развернута в разнообразных активности и взаимосвязях. Не возникает двух мнений, что считать главным, а что вспомогательным, второстепенным. Но поскольку образ христианской жизни размыт, а давление мира нарастает, стремление к заработку и приобретениям означает секуляризацию и откат к массовому мировосприятию.

Сумеем ли мы выйти из замкнутого круга заработка-потребления, придать слову «труд» внеэкономический смысл? Сумеет ли православная община отстоять собственное видение жизни, сохранить необщее выражение лица? Бесплодный сизифов труд по общему стереотипу, ради статусности, развлечения или утоления подступающего потребительского стресса вряд ли отвечает христианским принципам. Много трудиться для христианина - хорошо, но пусть труд этот будет многообразен. Ведь трудиться необходимо не только на рабочем месте, но и в семье, на приходе, в дружеских отношениях. Да и работа над собой - также труд и немалый.

Автор: РОГОЗЯНСКИЙ Андрей
http://www.foma.ru/xorosho-li-dlya-xristianina-mnogo-rabotat.html