...Просто перед крестом отступает многое из того, что обычно мешает. Отступает надежда на кого-либо: ты один на нем. Если кто-то и стоит при подножии, то ведь это лишь твои руки и ноги прибиты к его перекладинам и твое ребро прободает копье уныния и отчаяния...
МЕСТО ВСТРЕЧИ. КРЕСТ 20 Марта 2017
Человек всегда одинок. Одинок потому, что никто и никогда не поймет его до конца. Не будет с ним каждое мгновение его жизни. Не пройдет рядом каждый метр пути. Иногда мы ощущаем это с особенной ясностью и силой. Иногда начисто об этом забываем — так вдруг все в жизни становится хорошо и так вокруг много близких, родных людей. Но забываем лишь для того, чтобы вспомнить. И пост, особенно Великий, есть то время, когда волей или неволей вспоминаем, поскольку враг не оставит нас без своего участия. Даже если мы сами будем предельно нерадивы, ленивы, малоподвижны, он с готовностью предложит нам все, потребное к подвигу: искушения и скорби. И сбудутся вновь слова преподобного Марка Подвижника, утверждающего, что неизменно «содействует злое благому намерением неблагим».
Нуждаемся ли мы в том, чтобы разделить с кем-то радость, которую посылает нам Господь? Если мы не эгоисты до какой-то самой последней меры, то да, разумеется, нуждаемся, как не нуждаться! Но насколько велика эта нужда, насколько остро мы ее ощущаем? Если радость останется лишь нашей и больше ничьей, она немного померкнет, потускнеет, но что-то от нее да сохранится. Что-то, утешающее и ласкающее душу.
Другое дело скорбь. Вот тут точно есть необходимость в поддерживающем, подкрепляющем, а главное — в том, кто именно разделит ее с нами, то есть возьмет на себя какую-то часть ее тяжести, облегчит для нас нашу ношу. Кто? Те же близкие, родные люди? Пусть они будут поблизости, пусть сочувствуют, сопереживают нам. Пусть помогают, утешают… Благодарим их за это! Но где скорбь — только в обстоятельствах и каких-то событиях? Нет. Она глубоко в нашем сердце. Так глубоко, что не сойдет туда, в эту бездну, в этот личный, земной, временный ад с нами никто. Никто, кроме Того, Кто сходил в ад настоящий.
И получается, что Крест — не только орудие нашего спасения, не только святыня, перед которой мы благоговейно преклоняем колени. Это еще и место встречи с Богом. И нигде, ни в одной иной точке не бывает она настолько непосредственной, настолько удивительной, нигде и никак больше не достигается такая близость.
Днесь Неприкосновенный существом прикосновен мне бывает... Днесь — когда распинается за нас. Но днесь — и когда мы распинаемся, не за Него пусть даже, а хотя бы с памятью о Нем и с доверием Ему.
Почему? Неужели в награду за терпение, за мужество, за самоотверженность? И неужели это все есть у нас? Какая награда, если все эти кресты мы сами, своими руками мастерим! Сколачиваем их, когда «строим свое личное счастье так, как сами его понимаем», когда пытаемся обойти Необходимого, когда искренне верим, что нарушение Его заповеди — обязательное условие достижения поставленной нами перед собой цели.
Нет, не о заслугах и наградах тут речь. Просто перед крестом отступает многое из того, что обычно мешает. Отступает надежда на кого-либо: ты один на нем. Если кто-то и стоит при подножии, то ведь это лишь твои руки и ноги прибиты к его перекладинам и твое ребро прободает копье уныния и отчаяния. Отступает упование на свои собственные силы: их больше нет; то, что казалось силой, растаяло, стекло и впиталось в землю. Отступают намерения, планы, желания и стремления: уже не до них…
Есть ты и Муж скорбей, изведавший болезни. Он знает о твоей скорби и болезни все — так, как не знаешь этого и ты сам. Твоя скорбь — крошечная, глазом неразличимая, только сердцем ощущаемая частичка одной всеобъемлющей скорби, Им за тебя и за всех людей подъятой. На Кресте, на Голгофе. И ты — в Его сердце. Только бы и Он был в твоем. Он этого желает. А ты?
Ведь ты все равно можешь от Него отгородиться, закрыться от Его любви — ропотом, ожесточением, злобой. Неверием, наконец.
Можешь не сказать: «Достойное по делам моим приемлю», а повторять, бессмысленно тряся головой: «За что? За что?! Почему я?!»
Есть за что. Этих «за что» так много, что и не перечислишь всех. И странно, что ты сам их не помнишь. Это беспамятство тоже — из «за что». И «почему» есть. И «для чего». И это все важно понять, смирившись, отдавшись, положившись на Его волю и милость.
Но еще важней, опять же, одно: здесь — место встречи. Той, которую нельзя пропустить.
Игумен Нектарий (Морозов)
Нуждаемся ли мы в том, чтобы разделить с кем-то радость, которую посылает нам Господь? Если мы не эгоисты до какой-то самой последней меры, то да, разумеется, нуждаемся, как не нуждаться! Но насколько велика эта нужда, насколько остро мы ее ощущаем? Если радость останется лишь нашей и больше ничьей, она немного померкнет, потускнеет, но что-то от нее да сохранится. Что-то, утешающее и ласкающее душу.
Другое дело скорбь. Вот тут точно есть необходимость в поддерживающем, подкрепляющем, а главное — в том, кто именно разделит ее с нами, то есть возьмет на себя какую-то часть ее тяжести, облегчит для нас нашу ношу. Кто? Те же близкие, родные люди? Пусть они будут поблизости, пусть сочувствуют, сопереживают нам. Пусть помогают, утешают… Благодарим их за это! Но где скорбь — только в обстоятельствах и каких-то событиях? Нет. Она глубоко в нашем сердце. Так глубоко, что не сойдет туда, в эту бездну, в этот личный, земной, временный ад с нами никто. Никто, кроме Того, Кто сходил в ад настоящий.
И получается, что Крест — не только орудие нашего спасения, не только святыня, перед которой мы благоговейно преклоняем колени. Это еще и место встречи с Богом. И нигде, ни в одной иной точке не бывает она настолько непосредственной, настолько удивительной, нигде и никак больше не достигается такая близость.
Днесь Неприкосновенный существом прикосновен мне бывает... Днесь — когда распинается за нас. Но днесь — и когда мы распинаемся, не за Него пусть даже, а хотя бы с памятью о Нем и с доверием Ему.
Почему? Неужели в награду за терпение, за мужество, за самоотверженность? И неужели это все есть у нас? Какая награда, если все эти кресты мы сами, своими руками мастерим! Сколачиваем их, когда «строим свое личное счастье так, как сами его понимаем», когда пытаемся обойти Необходимого, когда искренне верим, что нарушение Его заповеди — обязательное условие достижения поставленной нами перед собой цели.
Нет, не о заслугах и наградах тут речь. Просто перед крестом отступает многое из того, что обычно мешает. Отступает надежда на кого-либо: ты один на нем. Если кто-то и стоит при подножии, то ведь это лишь твои руки и ноги прибиты к его перекладинам и твое ребро прободает копье уныния и отчаяния. Отступает упование на свои собственные силы: их больше нет; то, что казалось силой, растаяло, стекло и впиталось в землю. Отступают намерения, планы, желания и стремления: уже не до них…
Есть ты и Муж скорбей, изведавший болезни. Он знает о твоей скорби и болезни все — так, как не знаешь этого и ты сам. Твоя скорбь — крошечная, глазом неразличимая, только сердцем ощущаемая частичка одной всеобъемлющей скорби, Им за тебя и за всех людей подъятой. На Кресте, на Голгофе. И ты — в Его сердце. Только бы и Он был в твоем. Он этого желает. А ты?
Ведь ты все равно можешь от Него отгородиться, закрыться от Его любви — ропотом, ожесточением, злобой. Неверием, наконец.
Можешь не сказать: «Достойное по делам моим приемлю», а повторять, бессмысленно тряся головой: «За что? За что?! Почему я?!»
Есть за что. Этих «за что» так много, что и не перечислишь всех. И странно, что ты сам их не помнишь. Это беспамятство тоже — из «за что». И «почему» есть. И «для чего». И это все важно понять, смирившись, отдавшись, положившись на Его волю и милость.
Но еще важней, опять же, одно: здесь — место встречи. Той, которую нельзя пропустить.
Игумен Нектарий (Морозов)
ЦЕНА ДОБРА
Сергей Мазаев 7 Февраля 2017
В послании апостола Павла к римлянам есть интересные слова: «Ваша покорность вере всем известна; посему я радуюсь за вас, но желаю, чтобы вы были мудры на добро и просты на зло». О какой мудрости идет речь? Разве для осуществления добра нужно еще что-либо, кроме горячего желания его совершить?
Возможно, апостол предостерегает нас от поддельного добра, которого в мире найдется гораздо больше, чем фальшивых денег. Так, например, существует практика благотворительности с целью добиться освобождения от налогов. В некоторых ресторанах имеется специальное предложение: съедая особый гамбургер, цена которого намеренно завышена, вы жертвуете некоторую сумму в фонд помощи детям. Можно ли с чистым сердцем говорить здесь о добре? Быть может, это оригинальная медицинская технология улучшения пищеварения? Ведь еще от профессора Преображенского из «Собачьего сердца» известно, что настроение, с которым человек принимает пищу, влияет на его обменные процессы.
Мудрость, различающая подлинные и фальшивые вещи, должна бы нам подсказать, что совершить добро не то же самое, что сделать кому-то приятно. Иначе банщик или массажист окажется добродетельнейшим из смертных. Это не значит оказать кому-то услугу. В этом случае официант – праведник. И даже принести пользу – не то же самое, что сделать добро. Тогда разумные эгоисты, создающие рабочие места в беднейших регионах с целью сократить производственные издержки, должны почитаться наравне со святыми.
Сделать добро не так просто, как помыслить его. В Евангелии от Матфея есть слова Христа, указывающие на то, что зло получает бытие очень легко – человеку достаточно его захотеть: «Вы слышали, что сказано древним: не прелюбодействуй. А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем». Но нигде не сказано противоположное: «Тот, кто восхитился подвигом праведника, сам уже совершил подвиг». Для обретения бытия добру, в отличие от зла, требуется жертва: «И сел Иисус против сокровищницы и смотрел, как народ кладет деньги в сокровищницу. Многие богатые клали много. Придя же, одна бедная вдова положила две лепты, что составляет кодрант. Подозвав учеников Своих, Иисус сказал им: истинно говорю вам, что эта бедная вдова положила больше всех, клавших в сокровищницу, ибо все клали от избытка своего, а она от скудости своей положила все, что имела, все пропитание свое».
Добро не сбывается там, где нет особой драматургической логики любви. Одно дело – снять с брюха излишки жира, и совсем другое – «положить живот за други своя». Отдавая излишнее, мы не совершаем жертвы. Не случайно указано в Евангелии, что две лепты – это все пропитание вдовицы. Отдавая их, она открывает себя страданию. Только такой ценой и сбывается в мире подлинное добро.
Те мелкие услуги, которые мы привычно обозначаем громким именем добра, есть не что иное, как «приобретение себе друзей путем неправедным». В Евангелии от Луки есть притча о неверном управителе, которого господин хотел отправить в отставку. Желая обеспечить свое будущее, хитрец заручился расположением должников своего хозяина, вернув им долговые расписки. «Приобретайте себе друзей богатством неправедным, – советует Христос, – чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители».
Что бы ни отдал друзьям человек – кроме того, что избавляет его от боли и смерти, – он по-прежнему следует «путем неправедным», ибо возвращает в мир то, что ему не принадлежит. Все, чем располагает человек, в том числе его личные силы и способности, есть дар от Бога. Отдать это – значит отдать не свое. Вполне своим человек может считать лишь то, что уводит его от боли и смерти. Только отдавая это, можно творить настоящее добро.
Среди циников распространен афоризм: за зло расплачиваться не нужно – расплачиваться нужно за добро. И в этом есть доля истины: верный признак того, что удалось сделать что-то хорошее, – если зло возмутилось и обрушило на тебя удар. И наоборот: если у тебя в жизни решительно все благополучно, это подозрительно. Почему дьявол не мешает? Быть может, ты давно уже с ним заодно, просто не подозреваешь об этом?
Зло, в отличие от добра, не испытывается страданием, потому что оно заведомо не может быть качественным. Так, пробу ставят на золото, а не на мешок с навозом. Зло совершается проще и минует этап экзистенциальной оценки, потому что каратов не имеет. В каратах оценивают бриллианты, стекло – принимают на вес. Экзистенциальная оценка добра – страдание, которое ты за него готов претерпеть. Поэтому если ты хочешь сделать добро, то будь готов к тому, что его тщательно оценят: на сколько карат «тянет» твое добро?
Стоит вспомнить о раннехристианских мучениках. Жития святых свидетельствуют о том, что некоторые из них намеренно провоцировали гонителей в поисках мученичества. Зачем? Видимо, им не хватало виртуального, умного христианства. Их кредо: если уж за нас Христос распялся, нам ли не распяться за Христа? Эта вера требовала бытия для совершенства. Поэтому они публично заявляли о непризнании других богов и топтали турецкие фески в присутствии султана. Имея сокровище, они желали знать и являть его ценность в каратах боли. В противоположность им мы, современные христиане, в большинстве случаев ищем комфорта веры и заботимся о своих «религиозных правах», не замечая того, что уже вполне свободно усвоили язык мира сего.
Помня о том, что добро без боли не бывает, мы, по крайней мере, сохраним одну христианскую добродетель – трезвость. Ведь как порой легко обольщается совесть привычно источаемой улыбкой и смиренно потупленными взорами. Как легко сопричислить себя ко святым, облегчив от мелочи карман подле нищей старушки. Какие чувства способен вызвать благочестивый разговор в кругу друзей с твоего прихода! Но истину о нас способна сказать лишь боль свершающегося при нашем участии добра – трагичного и торжествующего.
http://www.pravoslavie.ru/49328.html
Возможно, апостол предостерегает нас от поддельного добра, которого в мире найдется гораздо больше, чем фальшивых денег. Так, например, существует практика благотворительности с целью добиться освобождения от налогов. В некоторых ресторанах имеется специальное предложение: съедая особый гамбургер, цена которого намеренно завышена, вы жертвуете некоторую сумму в фонд помощи детям. Можно ли с чистым сердцем говорить здесь о добре? Быть может, это оригинальная медицинская технология улучшения пищеварения? Ведь еще от профессора Преображенского из «Собачьего сердца» известно, что настроение, с которым человек принимает пищу, влияет на его обменные процессы.
Мудрость, различающая подлинные и фальшивые вещи, должна бы нам подсказать, что совершить добро не то же самое, что сделать кому-то приятно. Иначе банщик или массажист окажется добродетельнейшим из смертных. Это не значит оказать кому-то услугу. В этом случае официант – праведник. И даже принести пользу – не то же самое, что сделать добро. Тогда разумные эгоисты, создающие рабочие места в беднейших регионах с целью сократить производственные издержки, должны почитаться наравне со святыми.
Сделать добро не так просто, как помыслить его. В Евангелии от Матфея есть слова Христа, указывающие на то, что зло получает бытие очень легко – человеку достаточно его захотеть: «Вы слышали, что сказано древним: не прелюбодействуй. А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем». Но нигде не сказано противоположное: «Тот, кто восхитился подвигом праведника, сам уже совершил подвиг». Для обретения бытия добру, в отличие от зла, требуется жертва: «И сел Иисус против сокровищницы и смотрел, как народ кладет деньги в сокровищницу. Многие богатые клали много. Придя же, одна бедная вдова положила две лепты, что составляет кодрант. Подозвав учеников Своих, Иисус сказал им: истинно говорю вам, что эта бедная вдова положила больше всех, клавших в сокровищницу, ибо все клали от избытка своего, а она от скудости своей положила все, что имела, все пропитание свое».
Добро не сбывается там, где нет особой драматургической логики любви. Одно дело – снять с брюха излишки жира, и совсем другое – «положить живот за други своя». Отдавая излишнее, мы не совершаем жертвы. Не случайно указано в Евангелии, что две лепты – это все пропитание вдовицы. Отдавая их, она открывает себя страданию. Только такой ценой и сбывается в мире подлинное добро.
Те мелкие услуги, которые мы привычно обозначаем громким именем добра, есть не что иное, как «приобретение себе друзей путем неправедным». В Евангелии от Луки есть притча о неверном управителе, которого господин хотел отправить в отставку. Желая обеспечить свое будущее, хитрец заручился расположением должников своего хозяина, вернув им долговые расписки. «Приобретайте себе друзей богатством неправедным, – советует Христос, – чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители».
Что бы ни отдал друзьям человек – кроме того, что избавляет его от боли и смерти, – он по-прежнему следует «путем неправедным», ибо возвращает в мир то, что ему не принадлежит. Все, чем располагает человек, в том числе его личные силы и способности, есть дар от Бога. Отдать это – значит отдать не свое. Вполне своим человек может считать лишь то, что уводит его от боли и смерти. Только отдавая это, можно творить настоящее добро.
Среди циников распространен афоризм: за зло расплачиваться не нужно – расплачиваться нужно за добро. И в этом есть доля истины: верный признак того, что удалось сделать что-то хорошее, – если зло возмутилось и обрушило на тебя удар. И наоборот: если у тебя в жизни решительно все благополучно, это подозрительно. Почему дьявол не мешает? Быть может, ты давно уже с ним заодно, просто не подозреваешь об этом?
Зло, в отличие от добра, не испытывается страданием, потому что оно заведомо не может быть качественным. Так, пробу ставят на золото, а не на мешок с навозом. Зло совершается проще и минует этап экзистенциальной оценки, потому что каратов не имеет. В каратах оценивают бриллианты, стекло – принимают на вес. Экзистенциальная оценка добра – страдание, которое ты за него готов претерпеть. Поэтому если ты хочешь сделать добро, то будь готов к тому, что его тщательно оценят: на сколько карат «тянет» твое добро?
Стоит вспомнить о раннехристианских мучениках. Жития святых свидетельствуют о том, что некоторые из них намеренно провоцировали гонителей в поисках мученичества. Зачем? Видимо, им не хватало виртуального, умного христианства. Их кредо: если уж за нас Христос распялся, нам ли не распяться за Христа? Эта вера требовала бытия для совершенства. Поэтому они публично заявляли о непризнании других богов и топтали турецкие фески в присутствии султана. Имея сокровище, они желали знать и являть его ценность в каратах боли. В противоположность им мы, современные христиане, в большинстве случаев ищем комфорта веры и заботимся о своих «религиозных правах», не замечая того, что уже вполне свободно усвоили язык мира сего.
Помня о том, что добро без боли не бывает, мы, по крайней мере, сохраним одну христианскую добродетель – трезвость. Ведь как порой легко обольщается совесть привычно источаемой улыбкой и смиренно потупленными взорами. Как легко сопричислить себя ко святым, облегчив от мелочи карман подле нищей старушки. Какие чувства способен вызвать благочестивый разговор в кругу друзей с твоего прихода! Но истину о нас способна сказать лишь боль свершающегося при нашем участии добра – трагичного и торжествующего.
http://www.pravoslavie.ru/49328.html
О величественных храмах антиклерикализма.
Продолжается противостояние вокруг Исаакиевского Собора...
Продолжается противостояние вокруг Исаакиевского Собора...
Сергей Худиев 31 Января 2017
С точки зрения православного человека ситуация выглядит несколько странно. Кто и зачем воздвиг это здание? Вот есть православный храм, его возвели русские православные люди, чтобы в нем молиться Богу. Вот есть какие-то другие люди, которые заявляют, что храм - "их", и что они "не отдадут его попам", а присутствие в соборе молящихся православных если и допускается, то на птичьих правах.
Нам говорят, что между дореволюционной Церковью и современной Русской Православной Церковью нет преемства. Изнутри Православия это выглядит так, как если бы посторонний человек стал утверждать, что у вас нет преемства с Вашей семьей. Вы знаете своих родителей, вы выросли в их доме, вы знаете своих дедушек и бабушек, прадедов и прабабок, у вас хранятся их вещи и фотографии, в чертах Вашего лица видны черты их лиц - и тут кто-то со стороны громко уверяет, что это не ваша семья. И ваш отчий дом - это не ваш дом.
Для Церкви преемство ее веры и молитвы, преемство, передаваемое через тысячи живых нитей, от поколения к поколению, есть несомненный факт ее жизни. Мы принадлежим к духовному сообществу, которое простирается через века и поколения, и для нас святой Сергий Радонежский или Святой Серафим Саровский, или - если говорить о совсем недавних временах - святой праведный Иоанн Кронштадтский, и новомученики - близкие люди, члены семьи, мы храним их портреты, мы просим об их молитвах, и мы знаем, что они признают нас своими. Для нас это факт нашей повседневной жизни и повседневной молитвы. Когда люди решительно посторонние вере и Церкви заявляют, что мы - не одна семья, это выглядит не просто высокомерной глупостью; это выглядит отрицанием очевидного.
Впрочем, те же люди признают за нами это преемство - когда им надо повторить обличительные тирады из брошюрок советского политиздата, что "Церковь поддерживала крепостной гнет", "душила науку", "препятствовала просвещению масс", они повторяют это нам, нынешним православным христианам, в этом случае неизбежно признавая, что мы являем собой ту же Церковь.
Но - говорят нам, собор принадлежал государству! Да, он принадлежал Православной Российской Империи, государству, которое себя определяло как православное, монарх которого венчался на Царство в Церкви.
Мы, православные люди, являемся наследниками этой культуры, и сами наши противники это признают, когда ставят нам в упрек реальные или предполагаемые грехи Российский Империи. Мы составляем непрерывное духовное, культурное, цивилизационное преемство с теми, кто этот собор строил. Отрицать это абсурдно, как если бы мы попытались настаивать на том, что Петербург-Петроград-Ленинград-опять Петербург - это разные города, между которыми нет преемства, потому что в бумагах разное написано.
Но разговоры о преемстве вызывают вопрос, который можем поставить и мы: "а вы-то чьи наследники и преемники?"
Какое отношение Борис Вишневский и иже с ним имеют к Монферрану, Российской Империи, благочестивым строителям собора и т.д.? Я вижу эти лозунги - "Исаакий наш", и я стесняюсь спросить - кто же возвел этот собор? Партия Яблоко? Фонд "Открытая Россия"? Михаил Ходорковский? Радио Свобода? Если же его возвели православные люди ради того, чтобы использовать его по прямому назначению - совершать в нем богослужения - то каким же образом он оказался "ваш"?
Если бы мы могли спросить у Государя Императора Николая I, строителей собора, людей, которые возвели это величественное здание - "хотели бы они видеть здесь музей?" - какой ответ мы бы получили? Сам Борис Вишневский, рассуждая о необходимости вернуть Крым Украине, сказал, что "Между тем, "крымский тест" требует ответа на очень простой вопрос: можно брать чужое, или нельзя? А если взяли, то следует ли вернуть?". Что же, вопрос о принадлежности Крыма предоставим решать его жителям - было бы странно считать, что люди украли землю, на которой родились и живут.
Но как насчет "исаакиевского теста"? Каким образом Борис Вишневский и иже с ним могут говорить о том, отдадут они этот храм русским православным людям или нет? На чем вообще основаны их притязания распоряжаться им? Ну, в самом деле, Храм построили православные люди, чтобы в нем служить Богу. Потом является Борис Вишневский с соратниками и говорят, что Русской Православной Церкви это никогда не принадлежало, и вообще "исаакий наш". При этом та же компания говорит от имени "народа", который противостоит "РПЦ". То и другое притязание выглядит крайне необоснованным.
Комментарии в сети весьма разнообразны. Пишут, что Православная вера - позорное суеверие, как доказали британские ученые. Бога никакого нет и искренние христиане поклоняются Ему без храмов. Российская Империя - позорная страна крепостников и попов у них на службе. При этом храм возведенный попами и крепостниками, чтобы молиться там сообразно их православной вере - достояние нашей великой культуры, которое мы попам не отдадим.
Я боюсь, что это это не совсем так. Это достояние нашей великой культуры. Православной. А вы пока не создали своей. Воздвигните себе прекрасные антиклерикальные соборы, и если Церковь начнет на них претендовать - что же, в таком случае она будет неправа. Это будут антиклерикальные соборы, воздвигнутые антиклерикалами для антиклерикальных служений - и они будут в полном своем праве ими распоряжаться. Пускай тот же Ходорковский, может, при участии Сороса, профинансирует блистательный храм антиклерикализма, столичные креаклы украсят его дивными креативами, Невзоров и Вишневский будут произносить проповеди, а панк-хор будет воспевать гимны, затмевающие Баха и Генделя. Толпы туристов со всего мира устремятся насладиться этим прекраснейшим зрелищем.
Пока, правда, величественные соборы возводятся исключительно клерикалами; антиклерикальная эстетика - это как-то больше "Шарли Эбдо". (Интересно, что бывают антиклерикалы, претендующие на соборы, но я еще не видел ни одного клерикала, который претендовал бы на "Шарли Эбдо")
Создайте свою великую культуру - вы гении, у вас получится. А артефакты культуры попов и крепостников оставьте попам и крепостникам.
Но - мне могут заметить - что среди демонстрантов у Исаакия были самые разные люди, отнюдь не только птенцы гнезда Ходорковского и знаменитые борцы с режимом. Справедливо ли записывать всех их в один и тот же ряд? С одной стороны, конечно, нет. Люди вообще все разные. У них разные взгляды и разные цели - даже если они оказались в одной и то же толпе. Но майдан - это такая социальная технология, которой и не нужно информированное согласие. Как писали мне участники киевского майдана - да что нам эти Турчинов с Яценюком, мы народ, если что-то пойдет не так, мы их мигом сгоним. Мы вообще тут не ради них!
А это, в рамках данной технологии, неважно, что вы себе думаете. Важно, что фактически вы оказываетесь в роли политической пехоты у совершенно известных лиц, помогаете им достигать их целей и маршируете под их барабан. Устраивает ли вас эта роль - стоит подумать.
А храм, воздвигнутый для молитвы, пусть и будет храмом.
Источник: Радонеж http://radonezh.ru/analytics/o-velichestvennykh-khramakh-antiklerikalizma-166015.html
Нам говорят, что между дореволюционной Церковью и современной Русской Православной Церковью нет преемства. Изнутри Православия это выглядит так, как если бы посторонний человек стал утверждать, что у вас нет преемства с Вашей семьей. Вы знаете своих родителей, вы выросли в их доме, вы знаете своих дедушек и бабушек, прадедов и прабабок, у вас хранятся их вещи и фотографии, в чертах Вашего лица видны черты их лиц - и тут кто-то со стороны громко уверяет, что это не ваша семья. И ваш отчий дом - это не ваш дом.
Для Церкви преемство ее веры и молитвы, преемство, передаваемое через тысячи живых нитей, от поколения к поколению, есть несомненный факт ее жизни. Мы принадлежим к духовному сообществу, которое простирается через века и поколения, и для нас святой Сергий Радонежский или Святой Серафим Саровский, или - если говорить о совсем недавних временах - святой праведный Иоанн Кронштадтский, и новомученики - близкие люди, члены семьи, мы храним их портреты, мы просим об их молитвах, и мы знаем, что они признают нас своими. Для нас это факт нашей повседневной жизни и повседневной молитвы. Когда люди решительно посторонние вере и Церкви заявляют, что мы - не одна семья, это выглядит не просто высокомерной глупостью; это выглядит отрицанием очевидного.
Впрочем, те же люди признают за нами это преемство - когда им надо повторить обличительные тирады из брошюрок советского политиздата, что "Церковь поддерживала крепостной гнет", "душила науку", "препятствовала просвещению масс", они повторяют это нам, нынешним православным христианам, в этом случае неизбежно признавая, что мы являем собой ту же Церковь.
Но - говорят нам, собор принадлежал государству! Да, он принадлежал Православной Российской Империи, государству, которое себя определяло как православное, монарх которого венчался на Царство в Церкви.
Мы, православные люди, являемся наследниками этой культуры, и сами наши противники это признают, когда ставят нам в упрек реальные или предполагаемые грехи Российский Империи. Мы составляем непрерывное духовное, культурное, цивилизационное преемство с теми, кто этот собор строил. Отрицать это абсурдно, как если бы мы попытались настаивать на том, что Петербург-Петроград-Ленинград-опять Петербург - это разные города, между которыми нет преемства, потому что в бумагах разное написано.
Но разговоры о преемстве вызывают вопрос, который можем поставить и мы: "а вы-то чьи наследники и преемники?"
Какое отношение Борис Вишневский и иже с ним имеют к Монферрану, Российской Империи, благочестивым строителям собора и т.д.? Я вижу эти лозунги - "Исаакий наш", и я стесняюсь спросить - кто же возвел этот собор? Партия Яблоко? Фонд "Открытая Россия"? Михаил Ходорковский? Радио Свобода? Если же его возвели православные люди ради того, чтобы использовать его по прямому назначению - совершать в нем богослужения - то каким же образом он оказался "ваш"?
Если бы мы могли спросить у Государя Императора Николая I, строителей собора, людей, которые возвели это величественное здание - "хотели бы они видеть здесь музей?" - какой ответ мы бы получили? Сам Борис Вишневский, рассуждая о необходимости вернуть Крым Украине, сказал, что "Между тем, "крымский тест" требует ответа на очень простой вопрос: можно брать чужое, или нельзя? А если взяли, то следует ли вернуть?". Что же, вопрос о принадлежности Крыма предоставим решать его жителям - было бы странно считать, что люди украли землю, на которой родились и живут.
Но как насчет "исаакиевского теста"? Каким образом Борис Вишневский и иже с ним могут говорить о том, отдадут они этот храм русским православным людям или нет? На чем вообще основаны их притязания распоряжаться им? Ну, в самом деле, Храм построили православные люди, чтобы в нем служить Богу. Потом является Борис Вишневский с соратниками и говорят, что Русской Православной Церкви это никогда не принадлежало, и вообще "исаакий наш". При этом та же компания говорит от имени "народа", который противостоит "РПЦ". То и другое притязание выглядит крайне необоснованным.
Комментарии в сети весьма разнообразны. Пишут, что Православная вера - позорное суеверие, как доказали британские ученые. Бога никакого нет и искренние христиане поклоняются Ему без храмов. Российская Империя - позорная страна крепостников и попов у них на службе. При этом храм возведенный попами и крепостниками, чтобы молиться там сообразно их православной вере - достояние нашей великой культуры, которое мы попам не отдадим.
Я боюсь, что это это не совсем так. Это достояние нашей великой культуры. Православной. А вы пока не создали своей. Воздвигните себе прекрасные антиклерикальные соборы, и если Церковь начнет на них претендовать - что же, в таком случае она будет неправа. Это будут антиклерикальные соборы, воздвигнутые антиклерикалами для антиклерикальных служений - и они будут в полном своем праве ими распоряжаться. Пускай тот же Ходорковский, может, при участии Сороса, профинансирует блистательный храм антиклерикализма, столичные креаклы украсят его дивными креативами, Невзоров и Вишневский будут произносить проповеди, а панк-хор будет воспевать гимны, затмевающие Баха и Генделя. Толпы туристов со всего мира устремятся насладиться этим прекраснейшим зрелищем.
Пока, правда, величественные соборы возводятся исключительно клерикалами; антиклерикальная эстетика - это как-то больше "Шарли Эбдо". (Интересно, что бывают антиклерикалы, претендующие на соборы, но я еще не видел ни одного клерикала, который претендовал бы на "Шарли Эбдо")
Создайте свою великую культуру - вы гении, у вас получится. А артефакты культуры попов и крепостников оставьте попам и крепостникам.
Но - мне могут заметить - что среди демонстрантов у Исаакия были самые разные люди, отнюдь не только птенцы гнезда Ходорковского и знаменитые борцы с режимом. Справедливо ли записывать всех их в один и тот же ряд? С одной стороны, конечно, нет. Люди вообще все разные. У них разные взгляды и разные цели - даже если они оказались в одной и то же толпе. Но майдан - это такая социальная технология, которой и не нужно информированное согласие. Как писали мне участники киевского майдана - да что нам эти Турчинов с Яценюком, мы народ, если что-то пойдет не так, мы их мигом сгоним. Мы вообще тут не ради них!
А это, в рамках данной технологии, неважно, что вы себе думаете. Важно, что фактически вы оказываетесь в роли политической пехоты у совершенно известных лиц, помогаете им достигать их целей и маршируете под их барабан. Устраивает ли вас эта роль - стоит подумать.
А храм, воздвигнутый для молитвы, пусть и будет храмом.
Источник: Радонеж http://radonezh.ru/analytics/o-velichestvennykh-khramakh-antiklerikalizma-166015.html
В Европе возможен и ожидаем правый крен. Всякие ультрасы, фашиствующая молодежь, всякое бурление расизма, зачинающееся хоть бы и на футбольных трибунах. Но само по себе это не спасет ситуацию. Это будет агония. Ситуацию исправит только возвращение к исконной для Европы христианской религиозности. Победу нужно одержать в духе. И вот это-то единственное противоядие и следует признать невозможным. Сил на христианский ренессанс у Европы нет...
О мигрантах и библейской парадигме 25 Января 2017
С точки зрения западных европейцев, мигранты из мусульманских стран – это несчастные люди, которые должны быть им, европейцам, по гроб жизни благодарны за позволение жить в таком Старом и таком зализанном свете. А вот с точки зрения самих мусульман-мигрантов, европейцы – это в массе своей законченные безбожники, непонятно почему пользующиеся неслыханными бытовыми благами. Нестыковка во взглядах очень серьезная. Эти: «Мы вас жалеем, а вы должны быть нам благодарны». А эти (по крайней мере, многие): «Мы вас презираем и уверены, что такие, как вы, жить не должны». Отсюда топоры, мачете, бомбы, автоматы и взбесившийся грузовик. Ассимиляции не будет, нужно сказать честно. Будет война (которая уже идет). Будет то неизбежное химическое фыркание и отторжение, какое происходит при встрече воды и кислоты. При этом с одной стороны, со стороны европейских аборигенов, это будет война за размытые и безжизненные либеральные ценности, безвкусные, как яичный белок (толерантность, гендер, призрак свободы). А с другой – конкретная война носителей определенных религиозных идей за торжество своего мировоззрения (Бог разрешил – Бог запретил. Все!). И, между прочим, у этого современного явления есть очень яркая библейская аналогия.
Евреи при Иосифе вошли в Египет в качестве большой пастушеской семьи, спасающейся от голода. За несколько столетий они разрослись до масштабов большого народа, уже не пасущего стада, но порабощенного и занятого в строительстве. (Заметьте этнический состав строителей на московских объектах и отметьте еще одну черту подобия.) Потом был Исход и странствие, в ходе которого евреи были уже и не пастухами, и не строителями. Они были путешественниками и воинами. Вышедшие из Египта, они умирали то в наказание за ропот, то по естественным причинам. Рождались новые люди вместо убывших. Им и предстояло войти в Ханаан. Люди, занявшие при Иисусе Навине обетованную землю, были оторваны от культурного творчества и оседлой жизни. Они не строили, не сеяли, не собирали урожай, не занимались ремеслами. Только путешествовали и воевали. Несколько поколений людей, вообще забывших, что такое пахать или строить!
Между тем вселиться им предназначалось в землю, где были дома и дороги, сады и виноградники, бассейны и колодцы. То есть получалось, что запыленный пилигрим и вчерашний странник имел от Бога повеление овладеть землей, на которой до этого веками жили пахарь и виноградарь, кузнец и ткач, врач и купец.
Правда, кое-что было у евреев из того, чего не было у хананеев. У евреев был религиозный закон, полученный на Синае, было повеление бояться Господа во все дни и стараться исполнять все, что написано в книге Закона. А у хананеев был цветущий разврат, сколь культурно изящный, столь же и гнусный. У них была ритуальная проституция, как женская, так и мужская. Были жертвоприношения бесам, касты жрецов, праздники, отмечаемые посредством оргий. У них было и скотоложство, и гадания, и вызывания мертвых. Тенистые рощи были местом ритуального разврата, в долинах могли сжигать младенцев. Было все то, о чем Господь в Писании говорил евреям: «Не поступайте по обычаю народов этой земли. Не повторяйте мерзостей их, ибо за эти мерзости Я и изгоняю их от лица вашего. Рисунков и надрезов на теле не делайте. Мертвых не вызывайте. Ворожей среди себя не держите. С мужчиной, как с женщиной, не ложитесь. Со скотиной не совокупляйтесь. Если же вы будете это делать, научитесь недолжному, то Я и вас выгоню с земли, текущей молоком и медом. Бойтесь Господа. А теперь входите и овладевайте землею, живите в домах, которых вы не строили. Ешьте плоды, которые вы не насаждали». Вот эта картина Священной истории в некоторых ярких чертах рискует повториться и уже повторяется в бывшем христианском Старом свете.
Какие бы ошибки и заблуждения ни сопутствовали вере мусульманских мигрантов, далеко не всё в их вере ложно. Ложь их видна только в сравнении с Евангелием. Но в сравнении с либеральным катехизисом и нравственными установками современного Запада видна как раз ложь последнего. Мусульмане же выглядят предпочтительнее. Мусульманин верит в будущую жизнь, в Ад и Рай. Это для него незримые до времени реальности. Европеец же сплошь и рядом смеется над подобной «архаикой». Для мусульманина тело – это то, что воскреснет в Последний день. Тело нельзя развращать при жизни и сжигать по смерти. Для европейца ровно наоборот: разврат при жизни – норма, после смерти – в огонь и без мыслей о воскресении. Мусульманин не ценит выше всего собственную биологическую жизнь и тем более биологическую жизнь своего идеологического противника. Выше всех для него законы Всевышнего – так, как их ему объяснили. Поэтому ни умирать, ни убивать он не боится. Европеец же иных ценностей, кроме биологического существования, не знает. Встреча лицом к лицу с культурой, иначе смотрящей на смерть, для европейца грозна и нестерпима. В этой встрече он проигрывает еще на пути.
Ну, а дальше – больше. Дальше пошли половые темы, и малодетность, и аборты, и пляжи нудистов, и женщины без стыда. Все то, что вызывает у мигрантов ненависть и религиозный гнев. Да, они приехали в чужую страну. Они «новенькие». Но забудьте. Полно. Они уже приехали. «Нельзя загорать без трусов на людях», – говорят они, шумной толпой являясь на нудистский пляж с холодным оружием в руках. И перед нами спор немого с глухим. Европеец возмущенно поднимает брови: «Как вы нас смеете учить? Ведь мы же вас приютили». На что Юсуф или Али ничтоже сумняшеся ответствует: «Вы делаете то, что делать нельзя. У вас нет ни веры, ни стыда, ни совести. Вы не просто пригласили нас в гости. Сначала вы разбомбили наши города. Погодите, мы вас еще научим Бога чтить». И как бы нам ни было жалко Курта или Фрица, признать наличие некоей правды в словах Юсуфа или Али мы обязаны.
Женщины, ощупанные и облапанные на площади возле Кельнского собора, – это не только хулиганство. Женщина – первый трофей завоевателя. Самый понятный, знаковый трофей. «На глазах побежденного противника насиловать его женщин – это и есть счастье», – говорил Чингисхан. С тех пор мало что изменилось в психологии победителей. И то, то немкам лезли за пазуху в центре города и в присутствии мужчин, следует прочесть как послание: «Вы слабаки. Мы сделаем с вами все, что захотим. И мы имеем на это право». Вообще «униженные женщины Востока» – это женщины, за которых тревожится множество мужчин: отец, дядя, братья, жених (если есть), потом – сыновья. За европейскую женщину не тревожится никто. Как оказалось, даже полиция и даже в Германии. И женщины первыми, как всегда, чувствуют гибель своей цивилизации. Кожей чувствуют.
Недалек тот день, когда арабы и африканцы захотят жить не в лагерях-отстойниках и миграционных центрах, а в квартирах нынешних хозяев. Захотят жить так, как прежние хозяева, но не рядом с ними, а вместо них. Конечно, для поддержания европейского комфорта нужны знания и труд. Нужны электрики, врачи, инженеры, пилоты. Нужны сотни профессий и преемственность порядка и власти. Поэтому будущее растерзанной Европы во мраке. Учиться и работать большинство мигрантов не захочет. Большинство захочет силой взять чужое, растоптать миниатюрный рукотворный рай так, как когда-то Аттила растоптал и ограбил Рим. Что будет дальше, их мало интересует. Они – лишь топор в руке рубящего, а топор задумываться не привык. Но это будет после. А пока мигранты являются тем же «бичом Божиим» для Европы, каким были варвары для Вечного города. Даже по-европейски развратившись (ибо они развращаются в Европе), пришельцы не станут толерантными. Они останутся религиозно мотивированными чужаками, мистически ненавидящими белых безбожников, разжиревших и расслабившихся.
В Европе возможен и ожидаем правый крен. Всякие ультрасы, фашиствующая молодежь, всякое бурление расизма, зачинающееся хоть бы и на футбольных трибунах. Но само по себе это не спасет ситуацию. Это будет агония. Ситуацию исправит только возвращение к исконной для Европы христианской религиозности. Победу нужно одержать в духе. И вот это-то единственное противоядие и следует признать невозможным. Сил на христианский ренессанс у Европы нет.
Белый человек в Старом свете будет и дальше уверен, что он вправе жить и грешить, как ему хочется. А злые бедняки с Кораном в руках будут, на манер наступающей на оазис пустыни, занимать кусок за куском жизненную территорию, отгрызать квартал за кварталом, регион за регионом. На каком-то этапе качественного слома они перестанут стыдиться и таиться, объяснять свои действия и извиняться. Они просто начнут выгонять европейцев из их домов вооруженной рукой, облагать их налогом, положенным для неверных, устраивать шариатские суды, навязывать силой женщинам головные покровы и прочее. Они будут действовать поступательно и логично. Процесс выглядит совершенно необратимым.
Все это касается и России. Нужно переосмыслить свою культурную зависимость от Запада. Для вдыхаемых нами паров развращения, плывущих со стороны Заката, нужен христианский респиратор. И все, что родила христианская Европа, нужно любить и осваивать. А все, рожденное в постхристианской Европе, нужно держать на расстоянии и изучать с осторожностью. Чаще всего по изучении отбрасывать. Перенимая вырожденческие культурные новшества, мы сами, как европейцы, становимся уязвимыми. Православная Россия умела выстраивать добрососедские отношения с мусульманами внутри страны и по соседству. Ее не просто боялись, а уважали, и было за что. Постхристианская же Россия будет так же слаба и уязвима, как слаб любой эгоист и безбожник перед лицом религиозно мотивированного противника с высшей целью.
Наши мусульмане не приезжие. Они коренные. У них нет с нами крепкого языкового барьера, и культурный барьер изрядно сглажен. И нам предстоит делать дома то, что не получается и, видно, не получится уже у европейцев. У мусульман XXI века к христианам XXI века есть претензии. Суть претензии проста: где ваша святость? Где молитва и пост? Где уважение к старшим и послушание жены мужу? Где ваша молодежь: в чумных клубах или в спортзалах? Где милосердие? Не милостыня только, а именно милосердие? Где знание собственной истории? И если мы стыдливо смолчим в ответ, то они скажут: гляньте на нас. Они покажут нам свои лучшие черты, умолчав о худших, а мы еще глуше замолчим. Так вот, молчать нам нельзя. Наш ответ должен быть жизненным и религиозным.
«Вот наш пост и наши молитвы. Вот наша взаимопомощь. Вот наша молодежь. Вот наши семьи. Все свое мы помним, к чужому относимся с уважением. Раны прошлого мы залечиваем, и результаты уже видны». Если такой ответ будет основательным и подкрепленным фактами, с которыми не поспоришь, то будут и мир, и взаимное уважение. Нельзя не уважать людей, которые берегут семью, помогают друг другу, поклоняются Богу в Духе и истине, уважают соседа и едят заработанный, а не краденый хлеб. Зато можно вполне гнушаться теми, у кого ничего этого нет. И тогда земля под ногами бывших хозяев незаметно перестанет быть их землей. Еще в порядке все документы и завещания, но уже что-то сдвинулось с основания и начало сползать в пропасть. Это, собственно, и происходит в Европе без особых шансов на исправление ситуации. Это, собственно, и нельзя допустить в России, на что у нас пока еще есть и ресурс, и время.
Протоиерей Андрей Ткачев
Евреи при Иосифе вошли в Египет в качестве большой пастушеской семьи, спасающейся от голода. За несколько столетий они разрослись до масштабов большого народа, уже не пасущего стада, но порабощенного и занятого в строительстве. (Заметьте этнический состав строителей на московских объектах и отметьте еще одну черту подобия.) Потом был Исход и странствие, в ходе которого евреи были уже и не пастухами, и не строителями. Они были путешественниками и воинами. Вышедшие из Египта, они умирали то в наказание за ропот, то по естественным причинам. Рождались новые люди вместо убывших. Им и предстояло войти в Ханаан. Люди, занявшие при Иисусе Навине обетованную землю, были оторваны от культурного творчества и оседлой жизни. Они не строили, не сеяли, не собирали урожай, не занимались ремеслами. Только путешествовали и воевали. Несколько поколений людей, вообще забывших, что такое пахать или строить!
Между тем вселиться им предназначалось в землю, где были дома и дороги, сады и виноградники, бассейны и колодцы. То есть получалось, что запыленный пилигрим и вчерашний странник имел от Бога повеление овладеть землей, на которой до этого веками жили пахарь и виноградарь, кузнец и ткач, врач и купец.
Правда, кое-что было у евреев из того, чего не было у хананеев. У евреев был религиозный закон, полученный на Синае, было повеление бояться Господа во все дни и стараться исполнять все, что написано в книге Закона. А у хананеев был цветущий разврат, сколь культурно изящный, столь же и гнусный. У них была ритуальная проституция, как женская, так и мужская. Были жертвоприношения бесам, касты жрецов, праздники, отмечаемые посредством оргий. У них было и скотоложство, и гадания, и вызывания мертвых. Тенистые рощи были местом ритуального разврата, в долинах могли сжигать младенцев. Было все то, о чем Господь в Писании говорил евреям: «Не поступайте по обычаю народов этой земли. Не повторяйте мерзостей их, ибо за эти мерзости Я и изгоняю их от лица вашего. Рисунков и надрезов на теле не делайте. Мертвых не вызывайте. Ворожей среди себя не держите. С мужчиной, как с женщиной, не ложитесь. Со скотиной не совокупляйтесь. Если же вы будете это делать, научитесь недолжному, то Я и вас выгоню с земли, текущей молоком и медом. Бойтесь Господа. А теперь входите и овладевайте землею, живите в домах, которых вы не строили. Ешьте плоды, которые вы не насаждали». Вот эта картина Священной истории в некоторых ярких чертах рискует повториться и уже повторяется в бывшем христианском Старом свете.
Какие бы ошибки и заблуждения ни сопутствовали вере мусульманских мигрантов, далеко не всё в их вере ложно. Ложь их видна только в сравнении с Евангелием. Но в сравнении с либеральным катехизисом и нравственными установками современного Запада видна как раз ложь последнего. Мусульмане же выглядят предпочтительнее. Мусульманин верит в будущую жизнь, в Ад и Рай. Это для него незримые до времени реальности. Европеец же сплошь и рядом смеется над подобной «архаикой». Для мусульманина тело – это то, что воскреснет в Последний день. Тело нельзя развращать при жизни и сжигать по смерти. Для европейца ровно наоборот: разврат при жизни – норма, после смерти – в огонь и без мыслей о воскресении. Мусульманин не ценит выше всего собственную биологическую жизнь и тем более биологическую жизнь своего идеологического противника. Выше всех для него законы Всевышнего – так, как их ему объяснили. Поэтому ни умирать, ни убивать он не боится. Европеец же иных ценностей, кроме биологического существования, не знает. Встреча лицом к лицу с культурой, иначе смотрящей на смерть, для европейца грозна и нестерпима. В этой встрече он проигрывает еще на пути.
Ну, а дальше – больше. Дальше пошли половые темы, и малодетность, и аборты, и пляжи нудистов, и женщины без стыда. Все то, что вызывает у мигрантов ненависть и религиозный гнев. Да, они приехали в чужую страну. Они «новенькие». Но забудьте. Полно. Они уже приехали. «Нельзя загорать без трусов на людях», – говорят они, шумной толпой являясь на нудистский пляж с холодным оружием в руках. И перед нами спор немого с глухим. Европеец возмущенно поднимает брови: «Как вы нас смеете учить? Ведь мы же вас приютили». На что Юсуф или Али ничтоже сумняшеся ответствует: «Вы делаете то, что делать нельзя. У вас нет ни веры, ни стыда, ни совести. Вы не просто пригласили нас в гости. Сначала вы разбомбили наши города. Погодите, мы вас еще научим Бога чтить». И как бы нам ни было жалко Курта или Фрица, признать наличие некоей правды в словах Юсуфа или Али мы обязаны.
Женщины, ощупанные и облапанные на площади возле Кельнского собора, – это не только хулиганство. Женщина – первый трофей завоевателя. Самый понятный, знаковый трофей. «На глазах побежденного противника насиловать его женщин – это и есть счастье», – говорил Чингисхан. С тех пор мало что изменилось в психологии победителей. И то, то немкам лезли за пазуху в центре города и в присутствии мужчин, следует прочесть как послание: «Вы слабаки. Мы сделаем с вами все, что захотим. И мы имеем на это право». Вообще «униженные женщины Востока» – это женщины, за которых тревожится множество мужчин: отец, дядя, братья, жених (если есть), потом – сыновья. За европейскую женщину не тревожится никто. Как оказалось, даже полиция и даже в Германии. И женщины первыми, как всегда, чувствуют гибель своей цивилизации. Кожей чувствуют.
Недалек тот день, когда арабы и африканцы захотят жить не в лагерях-отстойниках и миграционных центрах, а в квартирах нынешних хозяев. Захотят жить так, как прежние хозяева, но не рядом с ними, а вместо них. Конечно, для поддержания европейского комфорта нужны знания и труд. Нужны электрики, врачи, инженеры, пилоты. Нужны сотни профессий и преемственность порядка и власти. Поэтому будущее растерзанной Европы во мраке. Учиться и работать большинство мигрантов не захочет. Большинство захочет силой взять чужое, растоптать миниатюрный рукотворный рай так, как когда-то Аттила растоптал и ограбил Рим. Что будет дальше, их мало интересует. Они – лишь топор в руке рубящего, а топор задумываться не привык. Но это будет после. А пока мигранты являются тем же «бичом Божиим» для Европы, каким были варвары для Вечного города. Даже по-европейски развратившись (ибо они развращаются в Европе), пришельцы не станут толерантными. Они останутся религиозно мотивированными чужаками, мистически ненавидящими белых безбожников, разжиревших и расслабившихся.
В Европе возможен и ожидаем правый крен. Всякие ультрасы, фашиствующая молодежь, всякое бурление расизма, зачинающееся хоть бы и на футбольных трибунах. Но само по себе это не спасет ситуацию. Это будет агония. Ситуацию исправит только возвращение к исконной для Европы христианской религиозности. Победу нужно одержать в духе. И вот это-то единственное противоядие и следует признать невозможным. Сил на христианский ренессанс у Европы нет.
Белый человек в Старом свете будет и дальше уверен, что он вправе жить и грешить, как ему хочется. А злые бедняки с Кораном в руках будут, на манер наступающей на оазис пустыни, занимать кусок за куском жизненную территорию, отгрызать квартал за кварталом, регион за регионом. На каком-то этапе качественного слома они перестанут стыдиться и таиться, объяснять свои действия и извиняться. Они просто начнут выгонять европейцев из их домов вооруженной рукой, облагать их налогом, положенным для неверных, устраивать шариатские суды, навязывать силой женщинам головные покровы и прочее. Они будут действовать поступательно и логично. Процесс выглядит совершенно необратимым.
Все это касается и России. Нужно переосмыслить свою культурную зависимость от Запада. Для вдыхаемых нами паров развращения, плывущих со стороны Заката, нужен христианский респиратор. И все, что родила христианская Европа, нужно любить и осваивать. А все, рожденное в постхристианской Европе, нужно держать на расстоянии и изучать с осторожностью. Чаще всего по изучении отбрасывать. Перенимая вырожденческие культурные новшества, мы сами, как европейцы, становимся уязвимыми. Православная Россия умела выстраивать добрососедские отношения с мусульманами внутри страны и по соседству. Ее не просто боялись, а уважали, и было за что. Постхристианская же Россия будет так же слаба и уязвима, как слаб любой эгоист и безбожник перед лицом религиозно мотивированного противника с высшей целью.
Наши мусульмане не приезжие. Они коренные. У них нет с нами крепкого языкового барьера, и культурный барьер изрядно сглажен. И нам предстоит делать дома то, что не получается и, видно, не получится уже у европейцев. У мусульман XXI века к христианам XXI века есть претензии. Суть претензии проста: где ваша святость? Где молитва и пост? Где уважение к старшим и послушание жены мужу? Где ваша молодежь: в чумных клубах или в спортзалах? Где милосердие? Не милостыня только, а именно милосердие? Где знание собственной истории? И если мы стыдливо смолчим в ответ, то они скажут: гляньте на нас. Они покажут нам свои лучшие черты, умолчав о худших, а мы еще глуше замолчим. Так вот, молчать нам нельзя. Наш ответ должен быть жизненным и религиозным.
«Вот наш пост и наши молитвы. Вот наша взаимопомощь. Вот наша молодежь. Вот наши семьи. Все свое мы помним, к чужому относимся с уважением. Раны прошлого мы залечиваем, и результаты уже видны». Если такой ответ будет основательным и подкрепленным фактами, с которыми не поспоришь, то будут и мир, и взаимное уважение. Нельзя не уважать людей, которые берегут семью, помогают друг другу, поклоняются Богу в Духе и истине, уважают соседа и едят заработанный, а не краденый хлеб. Зато можно вполне гнушаться теми, у кого ничего этого нет. И тогда земля под ногами бывших хозяев незаметно перестанет быть их землей. Еще в порядке все документы и завещания, но уже что-то сдвинулось с основания и начало сползать в пропасть. Это, собственно, и происходит в Европе без особых шансов на исправление ситуации. Это, собственно, и нельзя допустить в России, на что у нас пока еще есть и ресурс, и время.
Протоиерей Андрей Ткачев
Беседа в Неделю по Богоявлении
ИДИТЕ КО ХРИСТУ! 23 Января 2017
Мелетий, митрополит Никопольский и Превезский (1.03.1933–21.06.2012) – известный иерарх Элладской Православной Церкви. В 1959 году окончил богословский факультет Афинского университета. Был рукоположен во диакона и пресвитера и служил проповедником в Мессинской митрополии и секретарем Синодального представительства. 1 марта 1980 года хиротонисан во епископа с возведением в сан митрополита Никопольского и Превезского. Принял участие как представитель Элладской Православной Церкви в работе Межправославной подготовительной комиссии для очередного Всеправославного предсоборного совещания 11–16 декабря 2009 года. Автор церковных трудов: «V Вселенский Собор» (издание было награждено Афинской Академией наук), «Начертание антихриста в Православном Предании», «Как я пришел к тому, чтобы познать Христа?».
Публикуемая проповедь была произнесена митрополитом Мелетием на Евангельское чтение (Мф. 4: 12–17) в Неделю по Богоявлении 14 января 2007 года.
Близки ли мы душевно к Нему?
Мы отпраздновали великий Праздник Богоявления. Христос пришел к нам, став человеком, ходил по миру и дошел до Иордана, где и крестился ради нас. Ради нашего спасения.
Его увидел святой Иоанн Предтеча, Его узнал, воздал Ему почести, Ему поклонился, прославил Его и сказал людям: Сей есть Тот, «Который берет на Себя грех мира» (Ин. 1: 29). Сей есть «Свет миру» (Ин. 9: 5). Сей есть Царство Божие. «Ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф. 4: 17). Царство Небесное стало ближе к нам. Протяните руки ваши, чтобы осязать Его. Откройте глаза ваши, чтобы увидеть Его. Очистите уши ваши, чтобы услышать Его.
Если Христос не воцарится в нас – в нашем разуме и нашем сердце, – Он не воцарится и «вне» нас
Бог пришел в мир воцариться. Воцариться где? В нас! В нашем разуме и в нашем сердце. А если Он не воцарится в нас – в нашем разуме и в нашем сердце, – тогда Он не воцарится и «вне» нас и деяния наши не будут чистыми, не станут деяниями Царства Божия.
Близко к нам Царство Небесное. Должно быть душевно близко к нам! Но нам надо понять: близки ли мы ко Христу душевно или далеки от Него? Повторим снова: душевно близки к Нему. Бывает, что человек находится в Церкви, но душевно он не близок ко Христу. Бывает так, что иногда он причащается Тела и Крови Господа, но при этом не становится близок ко Христу.
Как это происходит? Давайте посмотрим, потому что нам это очень интересно. Потому что это связано с нашим спасением.
Выслушаем евангельские слова: «Народ, сидящий во тьме, увидел свет великий» (Мф. 4: 16). Ходит Христос – Великий Свет – среди них. Это вижу я, это видишь ты, потому что Он ходит как человек. Но как ты это видишь? Ты понимаешь, что это? Ты это любишь? Ты помещаешь это внутрь себя? Ты позволяешь Ему изменить твою жизнь?
Помните, что сказали гадаринцы Христу, когда Он исцелил их бесноватого соотечественника, который стал крайне опасен? «Уходи от нас, ступай в другое место. Ты нам в ущерб, потому что сделал так, что утонули наши свиньи».
Кому они сказали: «Уходи»? Царству Божию! Тому, Кто пришел принести с Собой вечную жизнь, вечное Царство Божие. Нам. Чтобы спасти нас.
Конечно, некоторые люди уразумели благодеяние Христа.
Они возлюбили Его и прославили Его. И бывший бесноватый просил Его: «Позволь мне быть с Тобой» (см.: Мк. 5: 18). Но были и другие, которые сказали Ему: «Уходи от нас».
Истинное разумение
Но давайте оставим их. Нам-то что делать? Сказал Иоанн Предтеча, говорил это и Христос с самого начала Своей проповеди: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф. 4: 17). Что означает это «Покайтесь»? Это значит: измените сознание, измените образ мышления, измените разум. То есть измените свое отношение к жизни, к Богу, к самим себе. Измените свое отношение к тому, как вы смотрите на жизнь.
Для чего Бог дал нам жизнь? Чтобы мы лишь насыщали свои телесные потребности? Чем насытиться, благословенный мой? Едой? Грехами и плотскими наслаждениями? Машиной и домом? А что говорит Евангелие? Жил один богач, который не знал, куда деть свое добро. И когда наконец нашел ему применение, то сказал: «Душа, у тебя много добра. Ешь, пей и веселись хорошо во все дни твоей жизни. Покойся». Он умер в тот же вечер, как только сказал самому себе «покойся». И сказал ему Бог: «А теперь, неразумный, кому это достанется? Зачем ты погубил свою душу? Что ты съешь теперь из этого? Чем насытишься?» (см.: Лк. 12: 16–20).
Мудрость для человека – быть умным «по Богу»: открыть глаза для своего вечного спасения
Скажем, прожил человек сто лет и вдоволь ел и пил. И ни в чем никогда не нуждался. Что делать, когда он опустится до уровня того богача, который когда умер, то навсегда попал в ад и горел в нем так, что мечтал хотя бы о капле воды? Посему, братья мои, величайшая мудрость и разумение для человека состоит не в том, чтобы строить из себя умного здесь перед несколькими людьми, коих большого ума найти не стоит, но в том, чтобы быть умным «по Богу». Чтобы открыть глаза для своего вечного спасения. Чтобы познать веру, истинного Бога, смысл и ценность вечной жизни.
Пришел Христос, Бог Славы, в мир и смирил Себя ради нас. Подчеркнем это: смирил Себя. Мы же воспринимаем – и по справедливости – хуже, чем когда голодаем, хуже, чем когда что-то теряем, но как величайшее зло, когда нас презирают, когда нас не любят, когда нам не сочувствуют. Ибо мы худшим, чем голод и утрата чего-то, считаем – и по справедливости – и величайшим злом, когда нас презирают, не любят, не жалеют. А ведь Христос все это претерпел ради нашего спасения.
Крещение Духом Святым
Не следует забывать, что когда кто-нибудь начинает духовно падать, то он утопает. В чем утопает? Во грехе. Мы в таком случае говорим и верим этому: «Он утонул во зле, во грехе и в растлении».
Что это означает? Уста? Зловонные! Глаза? Лукавые! Руки? Зловонные! Все тело зловонно. Душа и сердце – зловонны! Разве этот человек не утонул во зле? Разве мы не встречаем часто людей, утонувших во грехе? Что мы сказали бы о таком обществе? Разве это не джунгли? Когда нельзя доверять даже своим друзьям – например, тому, кого ты считаешь своим другом и дорогим тебе человеком. Пускаешь его в свой дом, а он приходит к тебе ночью, чтобы обокрасть. Ты доверяешь ему, а он посягает на твоих жену и дитя. Почему жизнь превратилась в джунгли? Потому что душа и сердце стали болотом. Превратились в трясину, потому что не искали Света Божия и не стремились узнать, в чем заключается воля Божия.
Поэтому, братья, мы понимаем, сколь премудры были слова Христа и Его Предтечи, когда они, впервые открыв уста Свои, чтобы учить нас, сказали: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Божие», что, как мы уже сказали, означает: «Измените, исправьте свое сознание. Откройте свои глаза. И когда откроете их для света Христова и покаетесь, тогда “Я буду крестить вас Духом Святым” (Мф. 3: 11)».
Что есть Крещение? Берем ребенка и окунаем его в воду, полностью. Чтобы не осталось ни кончика у крещаемого, чего бы не коснулась вода Крещения и не омыла. Для чего мы говорим это? К примеру: кто-то утонул в грязи. Вылезает наружу – и что ищет? Воду. Много воды. Чтобы омыться один раз, дважды, трижды, чтобы грязь сошла с него. И чем лучше отмывается и не чувствует мерзкого запаха, тем больше говорит: «Слава Тебе, Боже! Я омылся».
Таким же образом, говорит нам Христос, подобает и нам погружаться, что означает «креститься», в Духа Святого. Чтобы очистились все мелочи нашей жизни. Чтобы они стали благоуханны пред Богом. Чтобы стали светлы. Чтобы мы уразумели их, чтобы мы увидели, куда ведут нас наши склонности и вожделения и куда хочет Бог привести нас вместе с Его словом, с Его наставлениями, с Его мудростью, с Его любовью и с Его добротой.
Итак, вода Крещения имеет значение омовения нашей души и нашего сердца. Иначе мы показываем, что не отдаем сердца нашего под воздействие воли Божией, не отдаем для того, чтобы освятилось оно. Как, однако, происходит это Крещение Духом Святым? Изначально Крещение, которым мы крестимся еще малыми детьми, есть Крещение Духом Святым. Мы не крестимся простой водою. Омовение чистой водичкой ничего не значит. Мы крестимся Духом Святым и получаем столько благодати, что ее невозможно ничем измерить.
А потом мы всё портим. Как? Ответ прост: потому что особо не заботимся о духовном. И начинаем говорить: «Оставь то, что сказано в Евангелии. Это слишком тяжело. Оставь и иное. Это утомительно. Давайте согрешим, а иначе как украсить свою жизнь? Надо поститься в среду и в пятницу? Надо ходить в воскресенье в Церковь? А когда отдыхать?» С этого начинается и проникает в душу зло. И когда попадает внутрь, то мы начинаем поскальзываться, утопать и погрязать в грязи греха. Давайте послушаем то послание, которое оставил нам Господь наш Иисус Христос на Святое Богоявление, когда пришел и явился миру, нам явился. Давайте послушаем слова Его Небесного Отца, которыми нам было подтверждено, что Он есть Сын Его Единородный и Которого нам следует послушаться.
Давайте выслушаем и слова Честного Предтечи: «Приблизилось Царство Небесное». Пришел Христос! Откройте глаза ваши, чтоб видеть Его! Откройте уши ваши, чтобы слышать Его! Отворите сердце ваше, чтобы принять Его! Раскройте руки ваши, чтобы обнять Его! Бегите, чтобы достичь Его! Оставайтесь с Ним! Откройте ваше духовное начало насколько можно больше.
Пусть каждый, сколько может, вспоминает время от времени эти слова и связь со Христом. И пусть каждый день принимает твердое и ясное решение жить для Христа. Жить рядом со Христом. Жить истинной и вечной жизнью. Аминь!
Митрополит Никопольский Мелетий
Перевел с новогреческого доцент МДА Павел Доброцветов,
редактировал перевод преподаватель МДА А.В. Соколюк
21 января 2017 г.
http://www.pravoslavie.ru/100347.html
Публикуемая проповедь была произнесена митрополитом Мелетием на Евангельское чтение (Мф. 4: 12–17) в Неделю по Богоявлении 14 января 2007 года.
Близки ли мы душевно к Нему?
Мы отпраздновали великий Праздник Богоявления. Христос пришел к нам, став человеком, ходил по миру и дошел до Иордана, где и крестился ради нас. Ради нашего спасения.
Его увидел святой Иоанн Предтеча, Его узнал, воздал Ему почести, Ему поклонился, прославил Его и сказал людям: Сей есть Тот, «Который берет на Себя грех мира» (Ин. 1: 29). Сей есть «Свет миру» (Ин. 9: 5). Сей есть Царство Божие. «Ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф. 4: 17). Царство Небесное стало ближе к нам. Протяните руки ваши, чтобы осязать Его. Откройте глаза ваши, чтобы увидеть Его. Очистите уши ваши, чтобы услышать Его.
Если Христос не воцарится в нас – в нашем разуме и нашем сердце, – Он не воцарится и «вне» нас
Бог пришел в мир воцариться. Воцариться где? В нас! В нашем разуме и в нашем сердце. А если Он не воцарится в нас – в нашем разуме и в нашем сердце, – тогда Он не воцарится и «вне» нас и деяния наши не будут чистыми, не станут деяниями Царства Божия.
Близко к нам Царство Небесное. Должно быть душевно близко к нам! Но нам надо понять: близки ли мы ко Христу душевно или далеки от Него? Повторим снова: душевно близки к Нему. Бывает, что человек находится в Церкви, но душевно он не близок ко Христу. Бывает так, что иногда он причащается Тела и Крови Господа, но при этом не становится близок ко Христу.
Как это происходит? Давайте посмотрим, потому что нам это очень интересно. Потому что это связано с нашим спасением.
Выслушаем евангельские слова: «Народ, сидящий во тьме, увидел свет великий» (Мф. 4: 16). Ходит Христос – Великий Свет – среди них. Это вижу я, это видишь ты, потому что Он ходит как человек. Но как ты это видишь? Ты понимаешь, что это? Ты это любишь? Ты помещаешь это внутрь себя? Ты позволяешь Ему изменить твою жизнь?
Помните, что сказали гадаринцы Христу, когда Он исцелил их бесноватого соотечественника, который стал крайне опасен? «Уходи от нас, ступай в другое место. Ты нам в ущерб, потому что сделал так, что утонули наши свиньи».
Кому они сказали: «Уходи»? Царству Божию! Тому, Кто пришел принести с Собой вечную жизнь, вечное Царство Божие. Нам. Чтобы спасти нас.
Конечно, некоторые люди уразумели благодеяние Христа.
Они возлюбили Его и прославили Его. И бывший бесноватый просил Его: «Позволь мне быть с Тобой» (см.: Мк. 5: 18). Но были и другие, которые сказали Ему: «Уходи от нас».
Истинное разумение
Но давайте оставим их. Нам-то что делать? Сказал Иоанн Предтеча, говорил это и Христос с самого начала Своей проповеди: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф. 4: 17). Что означает это «Покайтесь»? Это значит: измените сознание, измените образ мышления, измените разум. То есть измените свое отношение к жизни, к Богу, к самим себе. Измените свое отношение к тому, как вы смотрите на жизнь.
Для чего Бог дал нам жизнь? Чтобы мы лишь насыщали свои телесные потребности? Чем насытиться, благословенный мой? Едой? Грехами и плотскими наслаждениями? Машиной и домом? А что говорит Евангелие? Жил один богач, который не знал, куда деть свое добро. И когда наконец нашел ему применение, то сказал: «Душа, у тебя много добра. Ешь, пей и веселись хорошо во все дни твоей жизни. Покойся». Он умер в тот же вечер, как только сказал самому себе «покойся». И сказал ему Бог: «А теперь, неразумный, кому это достанется? Зачем ты погубил свою душу? Что ты съешь теперь из этого? Чем насытишься?» (см.: Лк. 12: 16–20).
Мудрость для человека – быть умным «по Богу»: открыть глаза для своего вечного спасения
Скажем, прожил человек сто лет и вдоволь ел и пил. И ни в чем никогда не нуждался. Что делать, когда он опустится до уровня того богача, который когда умер, то навсегда попал в ад и горел в нем так, что мечтал хотя бы о капле воды? Посему, братья мои, величайшая мудрость и разумение для человека состоит не в том, чтобы строить из себя умного здесь перед несколькими людьми, коих большого ума найти не стоит, но в том, чтобы быть умным «по Богу». Чтобы открыть глаза для своего вечного спасения. Чтобы познать веру, истинного Бога, смысл и ценность вечной жизни.
Пришел Христос, Бог Славы, в мир и смирил Себя ради нас. Подчеркнем это: смирил Себя. Мы же воспринимаем – и по справедливости – хуже, чем когда голодаем, хуже, чем когда что-то теряем, но как величайшее зло, когда нас презирают, когда нас не любят, когда нам не сочувствуют. Ибо мы худшим, чем голод и утрата чего-то, считаем – и по справедливости – и величайшим злом, когда нас презирают, не любят, не жалеют. А ведь Христос все это претерпел ради нашего спасения.
Крещение Духом Святым
Не следует забывать, что когда кто-нибудь начинает духовно падать, то он утопает. В чем утопает? Во грехе. Мы в таком случае говорим и верим этому: «Он утонул во зле, во грехе и в растлении».
Что это означает? Уста? Зловонные! Глаза? Лукавые! Руки? Зловонные! Все тело зловонно. Душа и сердце – зловонны! Разве этот человек не утонул во зле? Разве мы не встречаем часто людей, утонувших во грехе? Что мы сказали бы о таком обществе? Разве это не джунгли? Когда нельзя доверять даже своим друзьям – например, тому, кого ты считаешь своим другом и дорогим тебе человеком. Пускаешь его в свой дом, а он приходит к тебе ночью, чтобы обокрасть. Ты доверяешь ему, а он посягает на твоих жену и дитя. Почему жизнь превратилась в джунгли? Потому что душа и сердце стали болотом. Превратились в трясину, потому что не искали Света Божия и не стремились узнать, в чем заключается воля Божия.
Поэтому, братья, мы понимаем, сколь премудры были слова Христа и Его Предтечи, когда они, впервые открыв уста Свои, чтобы учить нас, сказали: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Божие», что, как мы уже сказали, означает: «Измените, исправьте свое сознание. Откройте свои глаза. И когда откроете их для света Христова и покаетесь, тогда “Я буду крестить вас Духом Святым” (Мф. 3: 11)».
Что есть Крещение? Берем ребенка и окунаем его в воду, полностью. Чтобы не осталось ни кончика у крещаемого, чего бы не коснулась вода Крещения и не омыла. Для чего мы говорим это? К примеру: кто-то утонул в грязи. Вылезает наружу – и что ищет? Воду. Много воды. Чтобы омыться один раз, дважды, трижды, чтобы грязь сошла с него. И чем лучше отмывается и не чувствует мерзкого запаха, тем больше говорит: «Слава Тебе, Боже! Я омылся».
Таким же образом, говорит нам Христос, подобает и нам погружаться, что означает «креститься», в Духа Святого. Чтобы очистились все мелочи нашей жизни. Чтобы они стали благоуханны пред Богом. Чтобы стали светлы. Чтобы мы уразумели их, чтобы мы увидели, куда ведут нас наши склонности и вожделения и куда хочет Бог привести нас вместе с Его словом, с Его наставлениями, с Его мудростью, с Его любовью и с Его добротой.
Итак, вода Крещения имеет значение омовения нашей души и нашего сердца. Иначе мы показываем, что не отдаем сердца нашего под воздействие воли Божией, не отдаем для того, чтобы освятилось оно. Как, однако, происходит это Крещение Духом Святым? Изначально Крещение, которым мы крестимся еще малыми детьми, есть Крещение Духом Святым. Мы не крестимся простой водою. Омовение чистой водичкой ничего не значит. Мы крестимся Духом Святым и получаем столько благодати, что ее невозможно ничем измерить.
А потом мы всё портим. Как? Ответ прост: потому что особо не заботимся о духовном. И начинаем говорить: «Оставь то, что сказано в Евангелии. Это слишком тяжело. Оставь и иное. Это утомительно. Давайте согрешим, а иначе как украсить свою жизнь? Надо поститься в среду и в пятницу? Надо ходить в воскресенье в Церковь? А когда отдыхать?» С этого начинается и проникает в душу зло. И когда попадает внутрь, то мы начинаем поскальзываться, утопать и погрязать в грязи греха. Давайте послушаем то послание, которое оставил нам Господь наш Иисус Христос на Святое Богоявление, когда пришел и явился миру, нам явился. Давайте послушаем слова Его Небесного Отца, которыми нам было подтверждено, что Он есть Сын Его Единородный и Которого нам следует послушаться.
Давайте выслушаем и слова Честного Предтечи: «Приблизилось Царство Небесное». Пришел Христос! Откройте глаза ваши, чтоб видеть Его! Откройте уши ваши, чтобы слышать Его! Отворите сердце ваше, чтобы принять Его! Раскройте руки ваши, чтобы обнять Его! Бегите, чтобы достичь Его! Оставайтесь с Ним! Откройте ваше духовное начало насколько можно больше.
Пусть каждый, сколько может, вспоминает время от времени эти слова и связь со Христом. И пусть каждый день принимает твердое и ясное решение жить для Христа. Жить рядом со Христом. Жить истинной и вечной жизнью. Аминь!
Митрополит Никопольский Мелетий
Перевел с новогреческого доцент МДА Павел Доброцветов,
редактировал перевод преподаватель МДА А.В. Соколюк
21 января 2017 г.
http://www.pravoslavie.ru/100347.html