Настоятель храма: протоиерей Евгений Соколов

Сюжеты из провинции

Провинциальная история

Тихий, заснеженный поселок Ерцево. Последняя остановка пассажирских поездов в Архангельской области. Дальше начинается территория области Вологодской. История, о которой я хочу рассказать, началась давно. В далеких 60-х я окончил Ерцевскую среднюю школу. Среди более ста выпускников, особенно выделялся один. Причем, выделялся в прямом и переносном смыслах. Был он огромного роста, этак под два метра, могучего телосложения, красавец, умница Виктор Л. Ярко сверкнул выпускной бал. Мы расставались, разъезжаясь по разным городам, полные уверенности, что еще неоднократно встретимся в стенах родной школы. Я поступил учиться в институт в Рязани, Виктор поступил в арктическое училище. Получилось так, что за годы учебы мы с ним ни разу не встретились. Потом я узнал, что он вернулся в Ерцево, женился на однокласснице, родился сын. А через пять лет случилось несчастье. Он сломал позвоночник, был прикован к постели и обречен почти на полную неподвижность. Вскоре жена с сыном оставили его, и только мать терпеливо несла свой материнский крест, ухаживая за сыном инвалидом первой группы. Изредка приезжая на юбилейные вечера встречи выпускников, всегда старался заходит к нему. Поначалу он никак не хотел мириться со своим положением. Много читал, что-то паял, чинил телевизоры, приемники. Причем, брался за ремонт таких аппаратов, которые не брали в ремонт даже профессиональные мастера. Я все время со страхом думал, что же с ним станет, когда угаснет его быстро стареющая мама. Потом узнал, что мать умерла, но из Ленинграда приехала ухаживать за ним его старшая сестра. Незадолго до смерти матери в конце 80-х, я был у него, и мы говорили о вере, о том, что ему надо креститься. Виктор в это время стал много читать религиозной литературы. Просил меня, по возможности, прислать Библию. После этого мы не виделись почти 10 лет.

Два года назад меня перевели служить в мой родной поселок Ерцево. Мы снова встретились, но это был уже другой человек. Озлобленный, разочарованный, желчный он, казалось, не мог произнести ни одной фразы без сарказма или горечи. Озлоблен он был на весь окружающий мир: и врачи, и работники социальных органов, и даже близкие, ухаживавшие за ним люди, раздражали его. Трижды он пытался свести счеты с жизнью. Но даже выпитые 32 таблетки сильного снотворного привели только к потере речи на 8 дней. Я старался регулярно навещать его но, порой, ловил сам себя на мерзких мыслях, что радуюсь, когда возникающие проблемы позволяют мне отложить визит к нему. Общаться с ним было невероятно тяжело. И все же старался еженедельно бывать у него. Он соборовался, исповедовался, причастился несколько раз. Но я каждый раз чувствовал какую-то неудовлетворенность и тяжесть на душе. И вот однажды в начале лета прошлого года пришел и застал его в совершенно отрешенном состоянии. Он неохотно поддерживал разговор, порой, не отвечал на вопросы. И тогда я сказал ему: "Ну хорошо, вот Господь наказал тебя, и ты говоришь, что не знаешь за что. Тогда давай поговорим о твоих близких: бабушках дедушках, родителях - может у них на совести есть какие-то страшные не исповеданные грехи. Может это твой крест отмолить вот в этих страданиях их проступки". И вдруг он начал вспоминать свою жизнь после школы, все пять лет до той трагедии с ним. Он говорил, закрыв глаза, вспоминая, действительно, жуткие эпизоды из своей жизни. А в конце повернулся ко мне и произнес: "Ты знаешь, а может и хорошо, что Господь меня так наказал. Еще не известно, что бы я натворил, оставаясь в полном здравии". После этой встречи он как-то странно успокоился. Сестра говорила, что больше стал молчать, просил не беспокоить лишними разговорами и медленно угасать. За две недели до Успения пришел к нему, и он мне сказал: "Ты знаешь со мной что-то необычное происходит, приготовься на всякий случай…". Накануне праздника Успения мы с алтарником соборовали его. Печать смерти уже явно лежала на его лице. В сам праздник на следующий день я пришел его причастить. Говорить он уже не мог, но был в сознании. Спросил его: "Ты готов?". Он только кивнул головой, и я начал облачаться и готовиться к причастию. Когда же настал момент чтения последней молитвы перед причастием, то со страхом увидел, что он потерял сознание. Что было делать? Положившись на волю Божию, стал громко читать: "Верую, Господи, и исповедаю…". При последних словах молитвы Виктор открыл глаза. "Ты готов?" - переспросил его еще раз. Он опять кивнул головой. Тело и Кровь Христову потребил спокойно, с благоговением. Запил святой водой и через несколько минут погрузился в умиротворенный, глубокий сон. А два дня спустя, отошел в мир иной. Сестра рассказала, что последними словами его были: "Дина, прости меня, кажется, в этой жизни я себя переоценил".

Сестра его, будучи не крещенной, приняла таинство Крещения сразу после его смерти и умерла от рака спустя 3 месяца. А мне сейчас вспоминается один эпизод, который произошел через несколько недель после той его неожиданной, июньской исповеди. Это было в середине июля. Стоял чудесный, летний день: безоблачное голубое небо, яркое солнце, теплый, ласковый, южный ветер. Я шел к Виктору, заранее настраивая себя на тяжелый, затхлый воздух, который всегда присутствует в помещении, где лежат тяжело больные. Но когда вошел в его комнату, то увидел, что окно у кровати было открыто. Неподалеку, видимо, косили сено, и запах разнотравья буквально разливался по всей комнате. Виктор лежал у открытого окна и, повернувшись ко мне, как-то по-особому блаженно улыбнулся и сказал: "Ты знаешь, если бы Господь даровал мне сейчас здоровье на один час, то мне не нужно бы было никаких плотских или иных каких-то наслаждений. Мне бы просто погулять одному по нашему лесу за плотиной, пусть даже уже и изуродованному нашей хозяйственной деятельностью. Я ведь помню, какая там была красота. И вот за это час я был бы готов отдать весь остаток своей жизни. Сколько там мне осталось год, два, несколько месяцев…". Вспоминаю, как у меня сжалось сердце. "Господи" - подумал я тогда - "мы каждый день можем гулять по лесу, мы каждый день можем делать множество дел в Твоем, пусть действительно уже изуродованном нами, но все еще прекрасном, божественном мире. Почему же мы никак не научимся ценить этот великий дар Жизни? Почему многие из нас научились благодарить друг друга за различные услуги, подарки, проявленное внимание, но мы никак не можем научиться благодарить за прожитый день Тебя, Господи. Какое это великое богатство - прожитый день, дарованный нам Тобою. Почему же так много людей, живущих в созданном Тобою дивном мире, не считают нужным, хоть изредка, встать на молитву и поблагодарить Тебя за Твой великий и самый прекрасный в мире дар - дар Жизни?! "

Протоиерей Евгений Соколов